Пропавшая без вести. Призраки маленького городка

Не торопясь он открыл сарай, в котором хранились старые вещи. Из большого количества хлама в виде ведер, удочек, наживки, кухонной посуды Матвей Петрович достал старую коробку, спрятанную в тайнике в стене. Шаря руками по самому ее дну, он вынул стопку фотографий. Сев на перевернутое ведро, осторожно перебирал странную реликвию. Он стал рассматривать старые фотографии. Счастливые и светлые лица девушек с рыжими волосами и ясным взглядом осветили своей чистотой и молодостью его глубокие морщины на лице. На обороте каждой из выцветших фотографий женской рукой выведена надпись: «На долгую память». Дрожащими руками Матвей Петрович провел по их лицам. «Люба. Люба! Люба… Люба!» — сказал Матвей Петрович, будто заведенный. «Люба, Люба! Люба», — каждый раз меняя интонацию и гладя рукой по фотографии. В его памяти возникло множество разных и загадочных Люб: сердитых и добрых, плохих и хороших, злых и нежных. Его глаза бегали из стороны в сторону, будто рассматривая в лицах девушек какие-то свои черты. Среди них фотография Тамары — девушки девятнадцати лет — с короткой озорной челкой, которая смотрела на него ясным и уверенным взглядом, который она никогда больше не сможет себе вернуть. Спустя время Матвей Петрович бережно закроет скрипучую дверь своего амбара и едва слышным шепотом пробурчит:

«Плохие, плохие, два, два. Митя хороший. Пять… пять, пять». Лежащая рядом записка, во всей видимости пришлась не по нраву своему адресату, так как была скомкана в комок и брошена в угол. Матвей Петрович, глядя на нее, как на дохлую крысу, брезгливо положил письмо на дно чугунного таза. Острые, как иглы, языки пламени запрыгали по уголкам белой бумаги, выпуская затейливые клубы дыма, пока не сжали ее в кольцо и не задушили почерневшую от огня надпись:

«Охотник, который ловит всегда только косулю и не знает, что у нее не может быть трофейных рогов. И тем более он вряд ли знает, что есть негласный кодекс охотника, в котором говорится, что настоящий охотник в самку не стреляет. Приятно было познакомиться. Покровский.»

P.S

15.09.1991

Вечером, найдя Тамару в сопровождении нежданного кавалера, тридцатипятилетний Матвей сильно рассердился. Он стал кричать и размахивать руками в разные стороны, привлекая тем самым к себе внимание уже спящих соседей и вызывая их негодование. От этого ему сделалось не по себе, и он, сильно сжав локоть Тамары, поволок ее в прилегающий к домам лес.

— Оставь меня, Матвей. Да успокойся же ты, ревнивец чертов. Достал меня.

— Ты. Ты плохая, плохая, — не отпускал Тамару Матвей. Его глаза становились все больше и больше.

— Да отпусти же ты меня… Психопат! Я тебе не жена, чтобы мне сцены устраивать. Понял? Да и вообще я ухожу от тебя.

— Отпусти меня, миленький, отпусти. Я… я уеду, убегу. Ты никогда меня больше не увидишь.

Матвей в оцепенении смотрел на Тамару и не решался закончить начатый суд.

— Я тебе обещаю, я клянусь тебе. Отпусти меня.

По лицу девушки покатились слезы, теплые и чистые, такие же, какие были и у него в детстве. Рука, сжимающая горло Тамары, обмякла. Она вырвалась из смертельных объятий и, не поднимая сумки с земли, убежала прочь. Находясь в оцепенении от экстаза, Матвей сел на корточки и опустил вниз свою голову, зажатую с двух сторон руками. На земле что-то сверкнуло. Это было зеркальце, которое выпало из сумочки Тамары. Она, как и все прочие девушки, убежала от него в жутком страхе и без оглядки, словно от ужасного чудовища, прочь. Подняв зеркальце с земли, Матвей посмотрел в свое отражение. На него смотрел свирепый, неистовый взгляд его отца, который бил его за любую оплошность. По его лицу так же сочился пот, и он имел вид свирепого зверя.

— Нет. Нет. Отец, нет. Я не такой. Нет.

Тридцатипятилетний Матвей, будто ребенок, заплакал и отбросил зеркальце в сторону. Это было его последнее беспамятство, которое проросло в нем незаметной для него тихой тенью, сделалось фобией, обострилось и стало болезнью. «Нет, нет», — еще долго можно было слышать доносившиеся из темноты чьи-то крики.

Со временем брошенное, красивое, в позолоченной оправе, зеркальце срослось с землей, обросло густой травой теплого лета, покрылось инеем от леденящего душу холодного поцелуя зимы, снова пропало в едкой зелени ласкового мая. Прошли годы, сменились вокруг люди, и оно забыло теплоту человеческих рук, забыло те моменты и переживания, которые когда-то в нем отражались. Находясь в безжалостной схватке со временем, зеркальце, как и все приходящее в этот эгоистический мир людских оценок: любовь, дружба, верность, со временем обесценилось, забылось и раскололось на части.

Что такое правильная жизнь? Как обычно человек решает, что будет хорошо, а что плохо?

Для одного жить правильно — это внутренний голос, для другого — молитва, для третьего — любовь. Для одних будет победой сдержать гнев внутреннего зверя и не навредить, а для других наоборот его выпустить. Есть ли на самом деле это незримое мерило справедливости под названием Совесть? Где она живет и как выглядит?