– Я хочу знать, как проходит следствие, Бойд. Мне нужен полный отчет о том, что вы успели сделать, куда ходили, с кем разговаривали, какие у вас возникли гипотезы, я должен быть в курсе всего.
– Мистер Мюрад, – сказал я, тщательно подбирая слова. – Поверьте, я понимаю ваши отцовские чувства, но, к сожалению, не могу ответить на эти вопросы.
– Что? – Глаза его засверкали. – Почему не можете?
– Я не могу вам дать отчет о ходе расследования и вообще о том, что относится к этому делу, по одной простой причине: мой клиент – Осман-бей, а не вы.
– Но дело касается моей дочери, – покраснел он. – Это мне дает значительно больше прав, чем Осману-бею.
– Но не для меня, – сказал я. – Мне очень жаль, мистер Мюрад, но это так.
Он подошел к моему столу. Переполнявшие его разочарование и гнев стали почти осязаемыми.
– Вы расскажете мне все, Бойд, иначе я буду колотить вас до тех пор, пока не заговорите.
Я осторожно выдвинул ящик стола и достал свой «Магнум-357».
– Успокойтесь, мистер Мюрад. Как только мой клиент разрешит вам все рассказать, я это сделаю, но не раньше.
Он смотрел на оружие в моей руке, и казалось, что его не остановить, но в конце концов здравый смысл взял верх.
– Ладно, Бойд, – прохрипел он. – Сейчас я не могу ничего предпринять. Но придет время – я сделаю все, чтобы оно пришло, – и ситуация изменится. Только тогда вы горько пожалеете о своем отказе.
– А как вы оказались в Нью-Йорке и как обнаружили исчезновение дочери?
– Я позвонил ей из Парижа вчера утром. Думал сделать приятный сюрприз… В отеле мне сообщили, что она ушла через два часа после прибытия, не оставив адреса. Я был поражен этой новостью. Потом подумал, что, может быть, этому найдется какое-то разумное объяснение, и позвонил своему компаньону.
Несколько секунд его правую щеку дергал нервный тик.
– Осман-бей вел себя очень изворотливо и уклончиво. Вначале сказал, будто моя дочь просто переехала в другой отель потому, что первый ей не понравился. Когда же я спросил, в какой, он забормотал нечто бессвязное и объявил, что охотно отдаст за мою дочь собственную жизнь. А потом поклялся на Коране сделать все возможное, чтобы вернуть ее в целости и невредимости. Я вскочил в первый же самолет до Нью-Йорка и сегодня утром прилетел сюда. А после четырехчасовой беседы с моим компаньоном сразу же пришел к вам. Даже лучший друг Османа-бея не назовет его храбрым, но сейчас кто-то пугает его больше, чем я. Он клянется, что понятия не имеет, почему похитили мою дочь. По его словам, контакта с похитителями у него нет и требования о выкупе он не получал, но тем не менее убежден, что, заявив в полицию, мы подвергнем жизнь моей дочери опасности. Вы что-нибудь понимаете, Бойд?
– Да, конечно. Похищение людей расценивается в США как одно из самых серьезных преступлений. Поэтому, если похитители считают, что смогут избежать полиции, убив свою жертву, они не станут церемониться: ведь за похищение им грозит электрический стул.
Мюрад несколько секунд молча смотрел на меня.
– Я еще раз прошу вас, Бойд, расскажите мне о ходе следствия.
– Я еще раз повторяю вам, – сказал я, не повышая голоса, – как только Осман-бей разрешит, я это сделаю.
– Хорошо, – бросил он сухо. – Я не могу разговаривать с человеком, который держит в руке оружие.
Он резко повернулся и направился к двери. Потом остановился и, оглянувшись, сказал:
– Вы пожалеете об этом. Я враг непримиримый.
Дверь за ним захлопнулась, и я не успел даже обдумать этот неожиданный визит, как в бюро ворвалась Фран.
– Надеюсь, – произнес я, – вы не пришли сказать мне о том, что Мюрад ожидает меня в коридоре на второй раунд?
– О нет! – воскликнула она, горестно качая головой. – Вас просит к телефону женщина. Она утверждает, что звонит от имени Османа-бея.
Я снял трубку.
– Бойд.
– Это Селина, – проговорил женский голос.
Передо мной немедленно возник образ прекрасной одалиски в красном шелковом болеро и шароварах.
– Ну, как проблемы, Селина? – спросил я. – Удалось заставить его двигаться?
– Не ваше дело, пошляк, – ответила она холодно. – У меня есть сообщение от Османа-бея. Он просил передать, что вынужден неожиданно уехать и не знает, когда вернется. Также он просил предупредить, что Абдулл Мюрад в городе и что ни в коем случае нельзя ничего ему рассказывать. Понятно?
– Понятно, – сказал я. – Он уже приходил и ушел. Я ему ничего не сказал.
– Ах, так. Ну в любом случае это все. Да, еще одно. Осман-бей сказал, чтобы вы позвонили ему в девять часов и отчитались о своей работе.
Я ответил ей вполне откровенно:
– Передайте, что я не знаю, где буду сегодня в девять вечера, поэтому сам выберу время, когда ему позвонить.
– Он, разозлится.
– Вы меня огорчаете, милая, – сказал я с упреком.
Раздался резкий щелчок. Она бросила трубку.
Я отошел от телефона и наткнулся на любопытный взгляд Фран.
– А что она хочет заставить двигаться, Дэнни?