Пропавшая нимфа

Он ускорил шаг, недовольный собой и немного встревоженный. А когда вернулся домой, решил, что скажет Гевиньи, будто неотложное дело требует его выезда в провинцию. Почему он станет рисковать своим спокойствием ради человека, который, в сущности, ему даже не верит? Ведь Гевиньи мог и раньше объявиться. К дьяволу Гевиньи!

Он приготовил немного ромашки.

«Что бы она подумала, если бы увидела такое? Старик, погрязший в своих привычках и пороках».

Он плохо спал. А проснувшись, вспомнил, что должен следить за Мадлен, и застыдился своей радости, но не смог с нею сладить, она осталась рядом, как потерявшаяся собака, которую не смеешь прогнать. Он включил радио. Опять артиллерийская перестрелка и патрулирование. Хорошо. Это не помешало его счастью. Он быстро закончил несколько дел, позавтракал в знакомом ресторане. Его не смущали больше гражданская одежда и взгляды, укоризненные и неодобрительные, адресованные ему. Ведь он не виноват в том, что забракован. Он с трудом дождался двух часов и отправился на авеню Клебер. После недели ненастья установилась хорошая погода. Почти никого на улице. Флавье сразу заметил массивный черный «тальбо», стоящий возле шикарного здания, и прошел мимо. Это было здесь. Здесь жила Мадлен… Он вытащил из кармана газету и медленно пошел вдоль согретых солнцем фасадов домов. Время от времени он пробегал глазами статью… самолет, сбитый в Эльзасе… Ничего не поделаешь, он в отпуске, и у него свидание с Мадлен, этот час полностью принадлежал ему. Он пошел обратно, выбрал маленькое кафе, перед которым на тротуаре стояли три столика, и присел за один из них.

– Кофе!

Отсюда он мог видеть все это здание: высокие окна, украшенные по моде 1900 года, балкон со множеством цветов. Выше находилась мансарда и синее дневное небо. Его взгляд опустился: «тальбо» отъезжал по направлению к Этуаль. Теперь Мадлен не заставит себя ждать.

Он выпил обжигающий кофе, улыбаясь самому себе. В общем, не было никаких причин ей выходить… Но она выйдет, из-за этого солнца, листвы, этого теплого воздуха… Выйдет, потому что он ждет ее.

И неожиданно она действительно появилась на тротуаре. Флавье отбросил свою газету и пересек улицу. На ней был серый костюм, очень затянутый в талии, и в руках черная сумка, которую она прижимала к себе. Она огляделась, надевая перчатки. Вокруг ее шеи дрожали кружева. Лоб и глаза были прикрыты вуалеткой, которая грациозно спадала с полей шляпки, и он подумал: жена волка. Ему захотелось нарисовать этот тонкий силуэт, ясно видевшийся на фоне светлого строения в стиле рококо. У него тоже была слабость к краскам, но его картины успеха не имели. Он тоже учился играть на рояле, но не достиг мастерства. Он был из тех людей, которые ненавидят посредственность, но сами не могут подняться до настоящего таланта. Много слабеньких попыток… много разочарований. Но теперь здесь была Мадлен…

Она прошла по улице до площади Трокадеро и приблизилась к Экспанаде, белизна которой слепила глаза. Никогда еще Париж так не походил на парк. Эйфелева башня, голубая и рыжеватая, поднималась над лужайками, как знакомый тотем. Сады в каскадах цветов тянулись до самой Сены. Здесь люди как бы находились между войной и покоем, и это ощущение было напряженным. Может быть, потому Мадлен теперь шла с такой усталостью? Казалось, она колеблется: остановилась перед входом в музей, потом отошла, будто что-то увело ее. Перешла на авеню Анри-Мартин, прогулялась по ней в потоке других людей, наконец решилась и вошла в часовню Паси.