Пропавшая принцесса, или Зачет по родовой магии

«Небо потемнело, а может, мое зрение помутилось, едва расписанный черными узорами листок лег в руку Фара. Он поклонился предсказателю, и, с запозданием вспомнив о традициях, я поспешно последовала его примеру. Старик смотрел на меня очень странно, я никогда не видела таких глаз. Вертикальные зрачки, ярко-зеленые, чуть поблескивающие глаза, от взгляда которых вдруг захотелось реветь белугой. Сейчас я понимаю, что уже тогда знала ответ, написанный на небольшом листке бумаги. Но в восемнадцать лет, наутро после первой брачной ночи с любимым мужем, не веришь предчувствию, шепчущему, что это конец, что жизнь, построенная ради маленького существа, живущего под сердцем, оказывается не нужна и должна быть принесена на алтарь общественного долга».

Я пока не понимала, о чем пишет неизвестный автор и действительно ли это дневник неизвестной девушки. Возможно, книга была лишь отражением какого-то времени, показанным читателю через переживания молодой героини.

Одно было ясно: автор описывал древний обряд предсказания наследников, который проходили все потомки правителей и высших слоев общества. Наутро после свадьбы, в минуты рассвета, приходил Старейшина и давал взволнованным супругам пророчество, содержащее информацию о наследниках, предназначенных супругам.

Чаще всего пророчат двоих детей, тем самым отдавая дань высокой детской смертности. Иногда пророчат трех, примерно в пяти процентах случаев. Некоторые, в основном высшая знать, довольствуются одним ребенком, который часто становится залогом верности вельможи. Совсем редко (при моей жизни такого не было ни разу) листочек оказывается пустой, что означает невозможность иметь детей.

Получив такое предсказание, супруги могут безбоязненно завести то количество детей, что указано в пророчестве, не будет ни осложнений, ни угроз, ни болезней. И все отпрыски гарантированно доживут до двадцати лет – магического совершеннолетия и возраста расцвета родовой магии. Матери, ослушавшиеся пророчества, обычно погибали, а дети не доживали до совершеннолетия.

Я не могла себе представить горе родителей, получивших пустой лист с предсказаниями, и, кажется, начала догадываться, о чем дальше пойдет повествование.

«Фар протянул мне этот листок; в глазах мужа я увидела любовь и надежду. Едва нашла в себе силы улыбнуться, так сильно сердце сжалось от предчувствия, от этого чертова предчувствия!

– Мадлен, – Фар погладил меня по щеке. – Прочти, любимая.

Он был так уверен в нашем счастье, что мои глаза наполнились слезами. Я развернула листок, почему-то смертельно боясь, что замысловатые узоры вспыхнут красным.

– Мадлен… – Фар побледнел, увидев мою реакцию. – Что там?

Листок выпал из моих рук. Черный и пустой, он означал скорую смерть матери, даже не успевшей зачать дитя. Сколько их могло быть на этом листке, прежде чем Старейшины предрекли мне смерть?»

О такой возможности исхода я слышала, но не знала, что когда-либо черный листок был передан. Вымысел? По идее герои книги должны быть из знатного рода, и информацию о них можно было найти в архивах. Правда, если автор хоть немного умен, он наверняка изменил имена.

«Боги, почему вы не послали мне одно дитя? Я бы его воспитала и ослушаться не посмела. Почему не послали белый лист? Я бы смирилась, приняла судьбу, отдав жизнь для вас, для общего блага. Фар… Доведется ли мне увидеть его новую избранницу, или я сгорю раньше, чем она ступит на порог замка?»

Не выдержав, я расплакалась. Не книга потрясла меня, хотя о подобном доселе я не слыхала. Страдания неизвестной женщины – ничто для читателя, лишь временная печаль.

Просто я вспомнила, что маме пророчили двоих детей. И она умерла, родив меня. Я – третья, не благословленная Старейшинами. И по всем законам я должна буду умереть еще до достижения двадцатилетия.

Физическая работа порой так не изматывает, как сильные эмоции. Когда прошел первый испуг и позорное желание маленькой девочки побежать к могущественному отцу-императору, я твердо вознамерилась узнать как можно больше о таких же, как я. Это редкость – не благословленные дети, но все же в истории было несколько случаев. Не мешало бы сходить в Архив, но для этого сначала надо было вернуться с практики и постараться не вылететь из университета. Я усилием воли загнала страх и все мысли об этом подальше. Что толку изводить себя страданиями, если реальная возможность что-то сделать лишь неясно маячит вдалеке?

Я пришла (вернее будет сказать, приползла) в свою комнату, когда уже рассвело. С опухшими от слез и недосыпа глазами, искусанными губами и взъерошенными волосами. Видок был – я успела поглядеть на себя в большое зеркало, висевшее в коридоре, – не очень.

Кэдерн спал на моей кровати, в одних штанах, не укрывшись даже пледом. Настроение было не то, чтобы думать о мужчинах, но я отметила спортивный торс ректора. Он явно много времени уделял тренировкам, хотя я никогда не видела его в спортивном зале или на турниках. У таких, как Кэдерн, наверное, есть личные тренеры.

– Можно я посплю? – жалобно и очень тихо попросила я, мечтая только о том, чтобы лечь и закрыть глаза.