Пропавшая Рысь

– Ты позволяешь призракам, терзающим тебя, взять верх. Ты этого не заслуживаешь.

– Жизнь дает нам то, что дает, а не то, что мы заслуживаем.

– Да, в этом есть свой резон, – кивнула Кэссиди. – Но только от тебя зависит, как ты распорядишься тем, что получил. И это или способ вырасти и измениться, или повод закрыться и сдаться.

– Потом не забудь рассказать мне, как именно провалилась твоя теория, – процедила Джек саркастически.

Рысь едва сдерживала ярость.

– Может быть, ты и решила сдаться, но не смей делать вид, что знаешь, как хочу распорядиться своей жизнью я.

– Дай угадаю. Ты хочешь сделать все возможное, чтобы учесть весь прошлый опыт, сделать выводы, и, пользуясь своими навыками, а также, следуя своему моральному кодексу, пытаться превратить этот темный лес в лучшее место для жизни? Тепло?

Джек позволяла себе чувство превосходства и менторский тон, это действовало Кэссиди на нервы.

– А какого же ты делаешь на этой работе, если тебе без разницы?

– А мне не было без разницы, пока я верила в красоту этого гребаного мира, – проговорила Джек. – Но потом я увидела, как все это чудовищно изнутри. Я жизнь положила на то, чтобы извести этих монстров, но в один прекрасный день я обнаружила, что, что бы я ни делала, все напрасно. На место каждого гребаного ублюдка, которого мне удавалось убрать, метили еще десятеро похуже, – она сморщила нос от отвращения. – А потом оказалось, что эти больные мерзавцы еще и почти сразу выходят из-за решетки. Потому что другие, которые посильнее и сидят повыше, все равно вмешиваются и их вытаскивают. Пора вырастать, Лорен, ты уже не в Канзасе.

Рысь была в бешенстве, и сдерживать злобу больше не собиралась. Она буравила Джек тяжелым взглядом.

– Знаешь, что я никак не могу взять в толк? – начала она сквозь зубы.

– Тебе список таких вещей предоставить? – ответила Джек степенно.

Произошедшая перемена в обращении Джек так расстроила Кэссиди, что у нее вылетело из головы все, что она собиралась сказать.

– Как можно жить с таким отношением к жизни?

– Легко, – бросила Джек устало. – Я просыпаюсь, встаю…

Рысь хотела схватить ее за горло. Как можно было жить, чувствуя себя проигравшим?

– У тебя хоть мечты какие-нибудь есть?

– Одна.

– Что Солнце взорвется, и планета превратится в пепел, а с нею и все мерзкие людишки, и ты сама?

– Почти, – когда Джек продолжила, ни следа самоуверенности не осталось ни на ее лице, ни в ее интонации. Она говорила с почти меланхолическим спокойствием и тоской. – Есть у меня мечта – оказаться как можно дальше от всех и вся. И больше уже никуда не бежать, потому что я… дома.

– То есть все, что тебе нужно, это удовлетворить собственную потребность в том, чтобы бежать от жизни.

Джек кивнула.

– В скорлупу.

– Почему ты позволяешь собственной злобе определять твою жизнь? – Рысь ужасно устала биться головой о стену. Сплошная тоска и тьма. – Ты всегда такая циничная? Нет, я отказываюсь верить, что тебя довели до этого какие-то грязные извращенцы, избежавшие правосудия. Или все дело в той женщине? Восемь лет прошло, Джек. Мне без разницы, как она с собой обошлась, ты должна двигаться дальше. Ни одно сердце не заслуживает такого смертного приговора.

– Ты не понимаешь, – Джек, скрестив руки на груди, качнулась на стуле назад.

В ее глазах было такое страдание, что Кэссиди невыразимо захотелось сделать что-то, чтобы облегчить эту боль. Что угодно. Но Джек должна была ей помочь.

– Ты права. Я не понимаю. Потому что там гораздо больше всего накручено, а ты не готова или не хочешь делиться этим. Но я знаю, что есть еще одна причина, по которой…

– Все мои эмоции погибли?

– …ты ведешь себя, как проигравший, – Рысь проговорила это мягче, гораздо мягче, злоба схлынула, уступив место нежности. – Помоги мне понять, Джек.

– Я не…

– Мне нужно понять.

Глава двадцать пятая

Беспокойство и забота в глазах Кэссиди были подлинными, это разрывало Джек сердце. Всей правды о том, что с ней произошло, не знал никто, даже Монтгомери Пирс. Это было ее личной пыткой. Периодически Джек приходило в голову, что, возможно, проговорив это вслух, она могла бы избавиться от своих кошмаров. А Кэссиди была первым человеком, кому Джек доверяла настолько, чтобы поделиться своей болью. И единственной, кто, как Джек надеялась, действительно мог понять ее.

Она закрыла глаза и потерла виски; казалось, что, вернувшись, образы прошлого, которые она мечтала забыть, приносили физическую боль.

– Восемь лет назад меня отправили на задание в Израиль. Я должна была убрать человека, который поставлял оружие и взрывчатку нескольким палестинским группировкам, – начала она. Ее голос дрожал. – Он сорвался в бега, и мне, чтобы его найти, понадобилась помощь. Я попросила женщину, которая не раз давала мне ценные зацепки в прошлом. Привлекла эту женщину… к делу.

Джек приняла решение дать слово прошлому, и история предательства лилась свободно, сама собой, во всех деталях, точно не было этих восьми лет.