Пропавшая (СИ)

После подобных вопросов рука сама потянулась к вкладке "Наука". Первая ссылка в топе новостей вела к статье об этических последствиях открытия "эрго-теты". Удивительно, но я даже знал имя автора: современный не то аналитик, не то философ, с богатым послужным списком речей на "TED" и популярным блогом. "Во второй половине XX века Маршалл Маклюэн ввёл термин "всемирная деревня". Тогда он имел в виду планету Земля в эпоху телекоммуникаций - мир, где, как на селе, все знают всех, где нет секретов, есть только позиции и мнения, и мнений этих миллион. Если связь между людьми мгновенна, время и расстояние во многом теряют смысл, а каждый человек в отдельности владеет знанием всего человечества. Сейчас, полвека спустя, мы подошли к новой черте. И если прежнюю нарекли "всемирной деревней", то нынешнюю, пожалуй, можно назвать "последним городом". Последний - потому что других таких не будет: стирается последняя граница между одним человеком и другим. Телекоммуникации объединяют людей, но лишь тех, кто ими пользуется. То же, что открыли чуть больше года назад в Швеции, делает это, хотим мы этого или нет. Если судить по уже опубликованным данным, человечество связывает одна непрерывная сеть, участники которой зависят друг от друга, изменяют характер своих волн в зависимости от того, с кем находятся в связи. Распространение её нелинейно, никто пока с уверенностью не может сказать, каким образом и в какой момент образуется связь. Кто знает, может, посредством той самой информационной паутины, которую мы строили всё это время? И если так, действительно ли с открытием "эрго-тета" что-то так уж сильно меняется по сравнению с тем, как если бы мы просто заходили в "Википедию" или писали в чат приятелю из Ботсваны? Точный ответ нам дадут только исследователи, но один вывод можно сделать уже сейчас. "Последний город" - потому, что в большом городе мы живём рядом с тысячами, миллионами людей, но ничего о них не знаем, зачастую даже не подозреваем об их существовании. И всё же мы связаны. И я, и вы, и мой воображаемый приятель. У всех нас от начала времён была одна судьба - и так ли важно, что мы узнали об этом только сейчас?"

С приближением ночи ощутимо холодало. Вверх по склону, с реки, подул пронизывающий ветер. Я встал, надвинул на нос шарф, зашагал к дому - и содрогнулся от него, от вчерашнего чувства, пришедшего в том же виде и примерно в то же время суток. Автобус тогда только подъезжал к городу, на соседнем холме в свете фонарей показалась табличка "Вяземское - 40 лет!", а сердце вдруг, без предупреждения, схватила холодная тоска. Снаружи уже мелькали огоньки окон, а я всё не мог понять, откуда оно взялось, такое пронзительное: будто потерял кого-то дорогого, даже любимого, но никак не вспомню, кого. Первое, что я увидел тогда у дверей автобуса - объявление о пропаже на фонарном столбе. Внимательно изучил, свернул и положил в карман.

И сегодня тоже - на каждом фонаре по пути, на каждой хоть сколько-нибудь освещённой стене шелестели листки ксерокопий. Вот уж расстаралась Виктория Павловна. Теперь, куда ни пойди в Вяземском, Света Белкина будто следует за тобой, идёт рядом, даже обгоняя. Кажется, когда-то она мне даже нравилась, но недолго, так, что ещё до выпуска других школьных любовей случилась не одна. Поэтому ближе к ней, чем сейчас, я никогда себя не чувствовал - и на других жителей Вяземского это тоже распространялось. Вот уж странная ирония, она и подозревала, что её желание "что-то значить" исполнится так странно... или подозревала?..

Я вернулся домой в начале седьмого. Была суббота; Гарик ещё не вернулся, и коридор освещало только мерцание телеэкрана из большой комнаты. Я оставил рюкзак у двери, разулся и вошёл.

- Привет, мам. Игорь ещё не приходил?

Мама подняла на меня свои потускневшие, добрые глаза. В просторном старом кресле её тельце, казалось, терялось, усыхало под толстой шерстяной тканью.

- Уехал, ещё утром, до тебя. Вернётся сегодня, наверняка.

- "Уехал"? Откуда ты знаешь?

- Так он вещи свои взял. Шляпу, портфель, костюм приличный. Он мне давно уже ничего не говорит, да я-то всё знаю. А абонемент оставил, странно...

Я выдвинул из угла пахнущий пылью пуфик и сел. Пуфик взвизгнул страшным голосом, но выдержал.

- Как он вообще? Вчера начал рассказывать, как у них здесь всё обстоит - самому жить расхотелось.

- Так с чего же здесь радоваться, Митя. - Мама щёлкнула пультом; мечущийся по экрану ведущий "политического ток-шоу" стал орать немного тише. - Ты правильно всё сделал. Выбрал, где потеплее, уехал вовремя. Теперь какое-никакое, а место себе нашёл. А Игорёк... - Голос её замер; в последнее время она иногда теряла нить на ровном месте. - А, вот. Тебе то, что ты сейчас делаешь, нравится?

- Нравится, - честно ответил я. - Так бывает и эдак, я две редакции за последний год сменил, но вообще - нравится.