Пропавшая весной (Вдали весной)

Они сели за столик, и Джоанна почувствовала секундное замешательство, когда встретилась глазами со взглядом дочери.

Глаза Эверил оставались холодны, равнодушны и не выражали ни малейшего интереса к матери.

Эверил, как и вокзал Виктория, нисколько не изменилась, подумала Джоанна.

"А что в этом удивительного? — задала себе вопрос Джоанна. — Это я изменилась, но Эверил вовсе не знает об этом".

Эверил расспрашивала мать о Барбаре, о Багдаде, Джоанна рассказала обо всех забавных приключениях, которые случились с нею во время путешествия домой. Так или иначе, их беседа протекала с трудом. Казалось, ничто не могло заставить разговор литься свободно и непринужденно. Расспросы Эверил о Барбаре выглядели совершенно поверхностными, незначительными и скорее в них отдавалась дань родственным чувствам, нежели выражался искренний интерес. Эверил, очевидно, старалась по мере возможности избегать неуместных вопросов и этим насторожила Джоанну. "Но откуда Эверил могла знать правду?" — спрашивала себя Джоанна. Скорее всего эта уклончивость дочери была продиктована обычной ее деликатностью и нелюбопытством.

"Правда! — вдруг подумала Джоанна, — А могу ли я сама знать правду?" Может быть, все ее догадки о Барбаре — только плод ее воображения? В конце концов у нее ведь нет конкретных доказательств.

Она постаралась выбросить из головы все сомнения о Барбаре, но мысли не уходили, понемногу приводя ее в раздражение. Похоже на то, думала Джоанна, что она из тех людей, которые сами выдумывают факты.

— Эдвард вбил себе в голову, что он непременно должен пойти в армию, если начнется война с Германией, — говорила тем временем Эверил своим спокойным невозмутимым голосом.

— Вот как! — воскликнула Джоанна. — О войне мне говорила в поезде моя соседка по купе. Она сказала, что абсолютно в этом уверена. Соседка оказалась очень важной персоной и, кажется, знала, о чем говорит. Но я никак не могу в это поверить. Гитлер не осмелится развязать войну.

— Ох, я не знаю, — вздохнула Эверил и задумчиво посмотрела в окно.

— Дорогая, ведь никто в мире не хочет войны!

— Это так, но люди иногда бывают вынуждены делать именно то, чего они не хотят, — возразила Эверил.

— Я думаю, все эти разговоры о войне вредны и опасны, — решительно сказала Джоанна. — Они приучают людей к мысли о ее неизбежности.

Эверил улыбнулась.

Они еще некоторое время продолжали свой бессвязный разговор. Покончив с обедом, Джоанна зевнула. Эверил заметила это и тут же сказала, что, наверное, утомила мать своим присутствием и что ей надо вернуться домой.

Да, согласилась Джоанна, она сегодня очень устала.

На следующий день Джоанна побывала в нескольких магазинах и сделала покупки, а в два тридцать села на поезд, отправлявшийся до Крайминстера. Проводник сказал, что они прибудут в Крайминстер сразу после четырех часов. Джоанна подумала, что это очень удачно: она встретит Родни, который как раз в это время должен вернуться домой из офиса.

Джоанна оценивающим взглядом окинула вид, открывающийся из окна. Впрочем, ничего необычного для этого времени года она не увидела: голые деревья, мелкий моросящий дождик, пустынный бульвар. Но какою милою показалась ей эта унылая картина осеннего города. Все здесь было ей давно знакомо и напоминало о доме. Теперь уже Багдад с его базарами, запруженными толпами народа, с его сверкающими голубыми куполами и золотыми шпилями мечетей казался ей далеким и нереальным, словно не существовал вовсе. Она проделала долгое, фантастически долгое путешествие, в котором видела плоские равнины Анатолии, заснеженные гордые пейзажи Тавра, высокие голые горные плато, спускающиеся длинными пологими ущельями к Босфору, Стамбул с минаретами, забавные бычьи повозки на Балканах, Италию с ее голубым Адриатическим морем, блиставшим на солнце, когда она покидала Триест, Швейцарию и Альпы в угасающем свете заходящего солнца, Она увидела так много, что все это смешалось в единую картину, словно в калейдоскопе. И вот в конце концов она оказалась дома, здесь, в этой по-зимнему дождливой провинции…

"Я словно никогда не уезжала отсюда, — подумала Джоанна. — Я словно никогда отсюда не уезжала."

Неожиданно она почувствовала себя расстроенной, неспособной упорядочить свои мысли. Встреча с Эверил прошлым вечером разочаровала её. Она вспомнила взгляд дочери, спокойный, нелюбопытный, даже холодный. "Очевидно, — подумала она, — Эверил не заметила во мне происшедшей перемены". А почему, собственно, Эверил должна видеть в ней перемену?

Она ведь изменилась не внешне. Перемена произошла в ее душе.

— Родни… — негромко, почти шепотом, медленно проговорила Джоанна любимое имя.

И снова у нее к сердцу подступила тоска, страстная жажда любви и прощения.

"Все правильно, — думала она. — Мне грустно потому, что я начинаю новую жизнь".

До своего дома она доехала на такси. Увидев хозяйку, открывшая дверь Агнесс всплеснула руками и изобразила удивление и крайнее удовольствие.

— Хозяин будет очень рад! — сказала Агнесс.