Пропавшая жена

На обратном пути в отель Имоджен купила себе мороженое. Она и припомнить не могла, когда в последний раз шла вот так по улице с рожком мороженого в руке. Может быть, этот последний раз был как раз еще здесь. Кэрол, наверно, купила ей мороженое в одном из местных магазинчиков, может быть даже в том же самом, и она шла по этой самой мостовой с мороженым больше двадцати лет назад. Хотя нет, вряд ли. Магазин был светлый и новый в отличие от ее воспоминаний, которые были весьма туманны, расплывчаты и обрывисты. Какие-то люди, которые поднимали ее на руки, и разговаривали с ней, и целовали ее в щеку, и говорили ей, что она très, très jolly[3].

А вот как они приехали на виллу «Мартин», она помнила очень отчетливо. Она не смогла бы сказать, привез ли из аэропорта их с Кэрол сам Денис Деллисандж или он послал за ними машину (хотя запах его сладкого табака всегда ассоциировался у нее с темно-зеленым «Рено Эспейс»), но очень хорошо помнила, как они остановились перед воротами и месье Деллисандж открыл их с помощью пульта. Кэрол сжала ей в этот момент руку, а Имоджен торопливо отодвинулась от матери посмотреть, как ворота открываются сами, как по волшебству.

Машина проехала вперед, а потом почти сразу остановилась, потому что в лобовое стекло с силой ударился футбольный мяч. Месье Деллисандж резко ударил по тормозам и выскочил из машины, оставив Имоджен и ее мать, растерянных и переглядывающихся.

– Вы в своем уме?! – услышали они его крик. – Немедленно в дом! И ждите меня там!

Он вернулся в машину, не говоря ни слова, подъехал к дому, выключил мотор и вышел. Открыв дверцу, он выпустил из машины Кэрол и вцепившуюся в нее Имоджен.

– Я прошу прощения, – сказал месье Деллисандж. – Конечно, это не лучшее приветствие. Мальчики знают, что им нельзя играть в футбол на этой стороне лужайки. Но я разберусь с ними позже.

Имоджен испуганно взглянула на мать, думая, что же будет с этими мальчиками, кто бы они ни были, и как с ними разберутся. Кэрол подмигнула ей в ответ и покрепче сжала ее руку. Тут входная дверь открылась и на пороге появилась Люси Делиссандж. Имоджен сначала показалось, что это ангел спустился с небес, потому что Люси была блондинкой с голубыми глазами, а одета она была в длинное белое платье с ажурной вышивкой, которое красивыми волнами ходило вокруг ее ног под легким ветром. Босая, и ногти на ногах покрашены блестящим золотым лаком.

Люси поцеловала мужа в обе щеки и стала что-то тихо и быстро ему говорить. Ни Кэрол, ни Имоджен не слышали, что именно она говорит, но Денис Делиссандж фыркнул и вошел в дом. А Люси протянула руку Кэрол, поцеловала ее так же, как целовала только что мужа, а потом опустилась на колени перед Имоджен.

– Ты самая красивая девочка, какую я когда-либо видела, – сказала она. – И это так замечательно, что в этом доме, полном мужчин, наконец появится красивая девочка. Входите же, входите. Мы очень рады вам обеим!

Тогда Имоджен не очень понимала, какую роль они играют в доме Делиссанджей. Она думала, что здесь все так же, как в Провансе, в пансионе «Лаванда». Они там жили вместе со сводной сестрой Кэрол, Агнесс, ее подругой Берти и ее матерью-вдовой, которая вела хозяйство и превратила дом в маленькую гостиницу. Там они жили одной семьей, хотя только Берти называла свою матушку «маман» а остальные, включая Имоджен, обращались к ней «мадам Фурнье», потому что просто было немыслимо назвать ее как-то иначе.

Они все вместе работали, чтобы дела в пансионе шли хорошо. У малышки Имоджен тоже была своя работа: она должна была очаровывать постояльцев, и, надо сказать, это ей очень неплохо удавалось. Стоило ей вползти или войти в комнату, как гости пансиона немедленно начинали улыбаться и говорить ей, какая она хорошая девочка или какая прелестная. Она позволяла им гладить себя по головке, сажать на колени, касаться своих шелковых каштановых волосиков, потому что им это нравилось, а она, несмотря на свой возраст, уже тогда понимала, как важно, чтобы постояльцы были довольны.

Иногда Имоджен задумывалась: как могла бы сложиться ее жизнь, если бы они с Кэрол остались в Провансе? Кэрол часто вспоминала о напоенных солнцем днях и теплых вечерах, об одуряющем запахе лаванды и лимонов, о доме, полном смеха и радости. Но все на свете меняется: в семьдесят два года мадам Фурнье познакомилась с мужчиной, за которого захотела выйти замуж, и решила продать свой пансион. И хотя Агнесс и Берти было подумывали его купить, предложение, которая почти в то же время получила Агнесс по работе в Нью-Йорке, оказалось из тех, от которых не отказываются, поэтому они с Берти вместе уехали в Соединенные Штаты. Они звали Кэрол и Имоджен с собой, но получить рабочую визу для Кэрол было почти невозможно, да и потом, она была не уверена, что тащить дочь в Нью-Йорк – это хорошая идея. И мадам Фурнье нашла для нее место домработницы в загородном доме Делиссанджей, в семи сотнях километров от Прованса.