— Я счастлив с вами познакомиться, мадам…
— Моя дочь Лирика Аполлоновна, супруга Лже… супруга Дмитрия Павловича, — овладев наконец своим фельдфебельским голосом, сказала мадам и ввела гостей в наспех убранную комнату.
На Лирику страшно было смотреть. Ее почти не имеющая точных очертаний фигура была облачена в шелковое платье, цвета багрового и тревожного, как пожар. Парижская горничная Кортеца Мадлен со своими ресницами и огненными губами показалась бы рядом с нею простой пастушкой. Рыжие и жесткие космы Лирики были взвихрены и торчали, как наэлектризованные; натертые ладошками щеки ее пылали; подведенные глаза метали молнии, а бюст колыхался и наступал, как девятый вал на картине Айвазовского. Вероятно, точно так выглядела жена подлинного Лжедмитрия, Марина Мнишек, в момент разговора с восставшими, которые только что прикончили Самозванца.
Через несколько минут завязался «светский разговор»: гости учтиво восхищались красивыми домами новой социалистической Москвы, а хозяев больше интересовал старый капиталистический Париж.
— Правда ли, месье Кортец, что в Париже американские офицеры среди бела дня похищают девушек? — спросила Лирика.
— Увы, это так, мадам, — с грустью ответил «потомок великого конквистадора». — Но только не всех похищают, а… некоторых. И не днем, а ночью…
Мадам уже поставила на стол кофе, булочки, масло, зернистую икру…
В глазах Кортеца при виде икры появился плотоядный огонек:
— Икра!.. Зернистая!.. Джейк, вы когда-нибудь видели живую сказку?… — спросил он.
— Нет, — чистосердечно сознался Джейк. — Я не читал сказок, месье. Я читал только комиксы…
В этот момент в передней щелкнул замок, и в квартиру ворвался Тараканцев. Он именно ворвался, а не вошел. Сообщение жены о том, что к нему в дом направляются какие-то иностранцы, всполошило Лжедмитрия так сильно, что он первый раз в своей жизни дезертировал с совещания…
Тараканцев бросил шляпу и, протирая окуляры в золотой оправе, вошел в комнату.
Гости встали при его появлении.
— Месье Кортец и мистер Бельский, — торжественно представила гостей Лирика. — Они ждут тебя, Дмитрий.
Иностранцы поклонились и дожали руку сильно встревоженному хозяину.
— Очень, приятно… очень приятно… — забормотал Лжедмитрий, обшаривая неожиданных гостей бегающими рысьими глазками. — Прошу садиться… Чем обязан, господа?
Кортец засмеялся:
— Нет, я вижу, что вы меня не узнаете, товарищ Тараканцев, — сказал он и печально качнул головой. — Да и как узнать?… Двадцать лет не видались… Я постарел, растолстел. А вы все такой же.
— Позвольте! — Тараканцев наморщил лоб и вгляделся. — Кортец?!. Агент Антикварного треста?…
— Увы, это я, Дмитрий Павлович… Торгсин… Кое-какие картины… Коптское евангелие…
— Как же! Конечно, помню! — без всякого восторга произнес Тараканцев. — Педро Хорхе Кортец.
— Совершенно верно! У вас феноменальная память на имена… А это мой юный друг, такой же вольный турист, как и я, Джейк Бельский.
Джейк поклонился.
— Очень приятно, — сказал замороженным голосом Тараканцев. — Я могу быть вам чем-нибудь полезен, господа?…
— Мне очень неприятно вас беспокоить, Дмитрий Павлович, — сладким голосом произнес Кортец, — но мой юный друг, сын состоятельных родителей, изучает древнее восточное искусство. Ему нужно побывать в некоторых ваших музеях…
У Тараканцева отлегло от сердца, он уже успокоился и с любопытством посмотрел на «сына состоятельных родителей». Тот заискивающе моргал и глядел на Лжедмитрия с детской просительной улыбкой.
— Конечно! Пожалуйста! Для всех туристов у нас везде открыты двери, — сказал Тараканцев и широко развел руками, демонстрируя готовность проявить гостеприимство.
— Пользуясь давним знакомством с вами, Дмитрий Павлович, я хотел просить вас, чтобы вы посоветовали, наметили маршрут мистеру Бельскому… — сказал Кортец и, оглянувшись на дам, добавил виноватым тоном: — Но я боюсь, что это будет разговор скучный и утомительный для наших прекрасных дам.
Практичная Лютеция Гавриловна сразу сообразила, что парижские гости явились на квартиру к ее зятю не за музейными советами, а по какому-то более важному делу. Она взяла за руку свою недогадливую дочь и, увлекая ее в соседнюю комнату, нежно пробасила:
— Рика, дорогая! Я давно собираюсь показать тебе кружева, которые подарил мне граф Фридрих-Мария…
Два неизвестных шедевра
— Мы с вами, Дмитрий Павлович, беседуем уже полчаса и никак не можем договориться, — печально склонив голову набок, сказал Кортец.
Тараканцев нервно забарабанил пальцами по столу:
— И никогда не договоримся, господин Кортец. Я ничем вам не могу помочь. Никакие ваши гонорары мне не нужны. А раскопки производить в нашем монастыре вряд ли вам разрешат. Даже на концессионных началах. В этом вы убедились, побывав в министерстве.
Кортец остановился у подоконников и сосредоточил свое внимание на каком-то ядовито-зеленом кактусе, похожем на опухоль.
— Печально… — со вздохом сказал он, повернувшись к Тараканцеву. — У вас здесь действительно что-то произошло, что-то изменилось.