Пропавшее сокровище. Мир иной

— Заметил… Ну что ж, это хорошо… нет однообразия… Народ большой, натура неуемная, и искусство такое же.

— А на вологодской Софье купола симметричные: один большой в центре, а четыре поменьше по углам… Когда смотришь прямо, видишь одну большую главу в центре и две малые по бокам. Я смотрела и все припоминала, где я уже видела эти три головы, одну большую и две малые по бокам…

— Ну и что же? Припомнили?…

— Припомнила, Ваня… Третьяковская галерея. Васнецов. «Три богатыря». В центре — Илья Муромец, а по бокам — Алеша Попович и Добрыня Никитич… Ну вот, вы опять смеетесь!..

— Да нет же, Настенька! Умница вы моя! — воскликнул Волошин. — Это здорово подмечено. Конечно, Васнецов это знал. Так вот с какой натуры он своих богатырей писал! Ох, и хитрый колдун!

— Вы говорили, что я сумасшедшая, а теперь говорите, что я умница, — с улыбкой сказала Тася.

— Я и сейчас то же говорю. Вы умница, но…

— …с придурью?

— Нет, с… ну, с сумасшедшинкой, что ли.

— А вам такие не нравятся?

— «Нравятся»? Это не то слово, Настенька, — сказал Волошин и протянул к Тасе руку.

Но она увернулась и отбежала к окну.

— Какой чудесный день сегодня, Ваня!..

Вдруг Тася что-то вспомнила:

— А что, если я попрошу этого художника… как его… Еланский, что ли? Попрошу зарисовать мозаичный пол в красках?

Волошин нахмурился:

— Ни в коем случае не делайте этого.

— Почему?.

— Я не люблю его…

— Напрасно. Он делает чудесные зарисовки.

— Я ему башку оторву! — свирепо прорычал Волошин.

— За что, Ваня?

— Это подозрительный тип… Приехал, шныряет тут по всему монастырю, во все сует свой нос… Куда ни повернись, он уж тут как тут и все в альбомчике малюет. Проныра! Не люблю таких…

— Но он для того и приехал из Вологды, чтобы все увидеть и зарисовать.

— Из Вологды ли? — многозначительно спросил Волошин. — А не из Москвы ли матушки?… И вообще, Настенька, он внушает мне подозрение. Не он ли это у Клавдии Антиповны на Ордынке побывал и письма Евгении Бельской прикарманил?…

— Что вы! — в ужасе воскликнула Тася. — Почему вы так решили?

— Имею основания… — с таинственным видом сообщил Волошин и тихо добавил: — Но вас я прошу об этом ни слова. Не общайтесь с ним…

Тася закивала головой:

— Да, да! Конечно!.. А с виду он такой симпатичный.

— Настоящий жулик всегда бывает с виду симпатичный, — изрек Волошин.

Желая переменить тему, он отошел от окна и снова обратился к снимку мозаичного пола:

— Сплошная серятина…

— А если подкрасить? — нерешительно спросила Тася.

— Ну нет! Будет не то… А ведь как интересно расположены цветные плитки… Тут целый узор…

Тася заглянула в снимок:

— Цветные плитки мозаики стали серыми и образовали единую извилистую линию.

— Верно… — согласился Волошин. — Смотрите, вот она начинается здесь, у притвора, подле огромного ромба, похожего очертаниями на Кузнецкую башню, а дальше вьется… Здесь в середине кружок, за ним снова витками идет линия. А вот тут ее конец помечен крестиком… Интересно!

Тася задумчиво глядела в окно.

— Я не понимаю, почему Грозный велел настлать в этой церкви такой причудливый пол…

— Наверное, на память об умершем маленьком сыне, — неуверенно произнес Волошин.

— А в каком месте он велел тайник для книг вырыть?

— Профессор Стрелецкий уверен, что тайник должен находиться где-то между Кузнецкой башней и церковью Иоанна Предтечи… А почему вы об этом спрашиваете, Настенька?

Тася молча взяла в руки снимок и стала пристально разглядывать ромбовидную серую плитку, от которой тянулась сплошная извилистая линия с крестиком на конце. Ромбовидная плитка действительно своими очертаниями напоминала Кузнецкую башню.

— Неужели… — тихо произнесла Тася.

— Что?

Но Тася положила снимок на стол:

— Нет… Это мне показалось.

— Что вам показалось?

— Нет, нет! Не скажу… — Она засмеялась: — А то вы опять будете называть меня сумасшедшей…

* * *

Позавтракав, молодые друзья отправились в монастырь. Но, как только они вошли на главный двор, Волошин схватил Тасю за руку.

— Стоп! — строго сказал он. — Нам, кажется, небесполезно будет понаблюдать за «умельцем живописных дел»…

— За кем? — недоуменно оглядываясь, спросила Тася.

— За художником Еланским…

— Неужели вы серьезно думаете, что он украл письма Евгении Бельской?

— Не знаю, он или нет, но я повторяю — мне его поведение кажется подозрительным…

Волошин взял Тасю за руку и повел за собой в обход управленческого здания на задний двор.

— Давайте обойдем конторские кельи, выйдем к Аллее Скорби и тихонько подберемся к этому «художнику», — тоном заговорщика предложил Волошин.

Они быстро прошли по березовой аллее, добрались до церкви Иоанна Предтечи и тихонько выглянули из-за угла… Еланского не было на холмике, где он часто сидел. Там, подле заброшенной гробницы, стоял только его мольберт.

— Гм!.. Куда же он делся? — проворчал Волошин.

Он вышел на холмик и стал осматриваться.

— Смотрите! — воскликнула Тася и указала пальцем на второй ярус крепостной стены, где мелькнула фигура человека.

— Он!

Еланский исчез в каком-то проломе так же быстро, как и появился.

— Что он там ищет? — обшаривая стену злыми глазами, спросил Волошин. — Настенька, вы по-пластунски умеете ползать?

— Это как?