Пропавшее сокровище. Мир иной

— То есть мы можем полететь все вместе и даже еще кого-нибудь с собой прихватить. Я, например, возьму в полет жену. Я очень люблю ее, и мне тяжело было бы с нею расставаться надолго.

— Лететь?… Я?… Вы что, Константин Платонович, шутить изволите?…

— Я не умею шутить! — резко ответил Арнаутов, но тут же смягчил тон: — Я понимаю, что оглушил вас своим неожиданным и необычайным предложением. Но вы все же подумайте и, когда придете к какому-то решению, ответьте мне.

— А я и думать не стану, — с улыбкой сказал Майгин. — Я из тех, что ползают, Константин Платонович. Я крот, в земле роюсь… Про таких, как я, Максим Горький сказал: «Рожденный ползать летать не может»…

— С вами трудно говорить, Майгин, — холодно сказал Арнаутов. Когда вы чувствуете слабость вашей позиции, вы отшучиваетесь. А между тем вы не шут и не трус. Я успел вас узнать немного… Подумайте над моей идеей, дело стоит того, чтобы над ним задуматься. Смотрите, мы останемся здесь на год, разберемся в механизмах и управлении — не может быть, чтобы мы не смогли разобраться, — затем вы отправитесь на материк, подберете нескольких подходящих спутников…

— Вот это я могу даже сейчас обещать, — улыбнулся Майгин. — Я думаю, что любителей сильных ощущений вроде вас найти будет можно…

— Но вы подумаете над моим предложением?

— Да на что я вам?

— Я вас спрашиваю, Майгин…

— Экий вы, право!.. Ну хорошо, подумаю, не волнуйтесь.

Два дня слова Арнаутова не выходили у Майгина из головы. Он сердился, смеялся над собой, сто раз отмахивался от этой мысли.

«Да ну его к дьяволу! Дался мне этот полет! Арнаутов маньяк, а я голову над его бредом ломаю. Зачем мне лететь в какую-то бездну, к черту на рога? Мне и на земле неплохо. Здесь у меня есть мои пласты, недра, у меня есть родина, которую я люблю… Хватит с меня!..»

Но суровый облик Арнаутова через минуту вставал перед его глазами, и Майгин сам мысленно произносил по своему адресу все то нелестное, что, казалось бы, Арнаутов должен был произнести, если бы знал его мысли.

«Трус!.. Обыватель!.. Ты считаешь себя человеком науки?… Какой же ты ученый, если боишься участвовать в исключительной исторической экспедиции? На Дальний Восток поехал в земле ковыряться, а на большее отважиться не смеешь… «Рожденный ползать летать не может»! А ведь подумать только, что можно было бы увидеть «там»! Как можно обогатить науку!.. Не часто выпадало на долю ученых за все время существования Земли счастье участвовать в подобных экспедициях».

Но тут же, заслоняя Арнаутова, вставал перед Майгиным образ Ниночки Росс, и пыл его остывал.

«Нет! Не могу! Аллах с ними, со звездами и планетами… Да и как это лететь?… В бездну, на верную смерть, с завязанными глазами… Чепуха!.. А впрочем, я напрасно ломаю себе голову. Совершенно ясно, что даже этот маньяк Арнаутов никуда не полетит… Если мы действительно нашли в земле звездный или межпланетный корабль, то его невозможно освободить от многовековых напластований. Для этого нужны большие деньги, тысячи рабочих… Фантастика!.. Но допустим, какой-нибудь Рябушинский раскошелится — мы откопаем корабль… Что дальше?… Разве Арнаутов в силах проникнуть в тайну его управления, постигнуть секреты его машин? «Останемся здесь на год… Разберемся…» Черта с два ты разберешься, инженер! И за сто лет не разберешься. На что ты рассчитываешь, если сейчас авиаторы летают чуть ли не со скоростью елизаветинской кареты на своих нелепых этажерках? Куда направишь звездный корабль, если даже поднимешь его, и как будешь управлять им в безвоздушном океане?»

Все эти мысли не давали покоя, будоражили воображение молодого геолога, но они же и успокаивали иногда Майгина: «Никто никуда не полетит, пока человек сам, своими силами, не построит сказочный звездный корабль… А Арнаутов? Трудно понять, кто он такой, сумасшедший, чудак и беспредметный мечтатель? Или — ученый, прокладывающий новые пути в науке? А что, если он разгадает секрет управления загадочными машинами подземного города, что, если вдруг запустит их и, разметав древние пласты лавы и песчаника, взовьется в звездную высь?…» И вновь вспоминались гневные слова Горького: «Рожденный ползать летать не может»… «Неужели я и в самом деле только крот?…»

К концу третьего дня Майгин с сердцем отбросил блокнот, в который записывал под диктовку Арнаутова описания механизмов, и выпалил:

— Ладно. Лечу с вами.

Арнаутов радостно улыбнулся. В то же мгновение где-то наверху послышался крик Пети:

— Константин Платонович! Андрей Гаврилович! Где вы? Выходите! Нина приехала!

«Второе заседание научного общества»

Майгин, не говоря ни слова, повернулся и побежал к «лифту». Арнаутов последовал за ним.

— Кто приехал? — спросил инженер.

— Наши… анадырцы. Нина Росс и Венберг. И еще доктор какой-то… Да вы не беспокойтесь, Константин Платонович, это все свои. Правда, доктора я не знаю… Тоже ссыльный, наверное.

— А я и не беспокоюсь. — Арнаутов усмехнулся. — Меня теперь голыми руками не возьмешь… Кстати, Венберг… Это не Григорий ли Николаевич?

— Да, Григорий Николаевич Венберг. Вы его знаете?