Утром первые лучи солнца осветили город, расположенный у брода. Это было единственное место, по которому представлялось возможным перейти через реку в тех краях, и туда стекались все караваны. Ходили между берегами также и паромы, но крупных животных: лошадей, мулов, ослов, верблюдов — переправляли вброд. Царила невероятная сумятица, мешались обычаи, языки, краски, крики, возникали даже потасовки, а споры и перебранки сливались в один общий нестройный гул. Видела купцов, пересекших горы и пустыни, чтобы доставить всевозможные товары из внутренней Азии к морю и портовым городам, где их погрузят на корабли и повезут дальше. Название этого города как раз и означало «брод», а жили в нем преимущественно финикийцы, превратившие его в своего рода укрепленный пункт на пути в глубь Азии.
— Видишь эту воду? — проговорил Ксен, подходя ко мне. — Видишь, как быстро она течет? Самое большее, через два дня она окажется под мостами Вавилона. Нам же на то, чтобы добраться туда, потребуется еще месяц. Вода бессонна, путешествует и по ночам тоже, она не боится препятствий, ничто не может остановить ее, до тех пор пока не достигнет моря, своего конечного пункта.
Да, моря.
— Почему все реки текут к морю?
— Все просто, — ответил он. — Потому что реки рождаются высоко в горах, а море находится внизу, в пазухах Земли, которые таким образом наполняются.
— Значит, достаточно идти вдоль любого водного потока, чтобы наверняка добраться до моря?
— Верно. Тут не ошибешься.
Эти слова Ксена глубоко врезались в мою память, я не знаю почему. Быть может, некоторые фразы, что мы произносим, невольно являются пророческими и трактовать их нужно в прямом смысле или в противоположном, как это делают оракулы.
— Можно задать вопрос?
— Да, если он последний. Нам нужно готовиться к переправе.
— А море? Оно одно? Их много? Они сообщаются между собой или являются закрытыми водоемами?
— Они сообщаются с рекой Океан, окружающей землю.
— Все?
— Я же сказал: только один вопрос. Да, это так.
Хотела узнать, откуда ему известно, что они сообщаются с Океаном, но уже и так спросила лишнее.
С высоты холма мы могли наблюдать за переправой: вода в реке опустилась особенно низко, поскольку стоял конец весны, и армия пересекала поток без какого-либо труда. Сначала отряд конных разведчиков, а потом все остальные. И здесь противник не оказал никакого сопротивления; мне это показалось странным, но я ничего не сказала.
— Тебе не кажется, что это любопытно? — прозвучал в этот момент голос у нас за спиной, словно кто-то прочитал мои мысли. — И здесь тоже — никакого сопротивления. Аброком не хочет сражаться и спасается бегством.
Kсен обернулся и обнаружил перед собой Софоса, того человека, что внезапно появился среди воинов в лагере в окрестностях Тарса.
— Нет, я не вижу в этом ничего удивительного. Просто Аброком не испытывает желания биться с Киром. Вот и все.
— Ты ведь знаешь, что это не так, — произнес Софос. После чего, толкнув коня пятками, поскакал по склону холма к броду.
Мы продолжили путь после переправы, держа направление на юг. Местность выглядела ровной и однообразной; но когда солнце опускалось низко над горизонтом, превращаясь в огромный красный шар, эта пустая, выжженная, брошенная земля преображалась. Степь, днем казавшаяся раскаленной, слепя щей пустошью, виделась совсем иной. Мельчайшие камешки и кристаллы соли начинали походить на драгоценные камни, переливаясь всеми красками. Становилась заметна трава, днем невидимая; стебли на вечернем ветру дрожали, словно струны кифары, а тени вытягивались, делаясь все длиннее, по мере того как солнце опускалось.
Чем дальше я уходила от своих деревень, тем сильнее меня охватывали странное головокружение и боязнь пустоты. В такие моменты я искала Ксена, единственного человека, которого знала среди тысяч и тысяч людей, двигавшихся рядом, но он тоже вел себя подобно степи, днем оставаясь сухим и неприветливым, как и все остальные. Иначе и быть не могло: ни один мужчина в греческой армии никогда не оказывал знаков внимания женщине при свете дня, чтобы не подвергаться насмешкам товарищей.
Но после того как солнце садилось, когда на землю опускался мрак и бесконечные просторы степи оживали, наполняясь ускользающими тенями, шорохом невидимых крыльев, он тоже менялся. Сжимал мне руку в темноте, гладил мои волосы, касался губ легким поцелуем.
В такие минуты я понимала: не стоит жалеть о том, что покинула семью и подруг, горевать о тиши летних вечеров и о неподвижном воздухе у колодца в Бет-Каде, где время навсегда остановилось.
8