— Я тоже не надеялась увидеть тебя снова. Столько смерти. Столько ужасов…
— Такова война, Абира, такова война. Так было и так будет. А теперь спи… спи.
Даже сегодня, вспоминая об этом, я сама себе не верю. Десять тысяч человек лежали вокруг меня на земле, голодные, усталые, раненые. Воинственная и многочисленная вражеская армия стояла лагерем совсем близко, а наши боевые товарищи находились в смертельной опасности и не спали, потому что не могли доверять Ариею, и все же то была самая прекрасная ночь в моей жизни. Я не думала о том, что будет с восходом солнца; более того, именно сознание того, что завтра может не наступить, заставило меня пережить в эти несколько часов такие сильные чувства, каких никогда прежде не испытывала и, вероятно, уже не испытаю до конца дней своих.
В ту ночь я действительно поняла, что значит любить всем своим существом, стать единым целым с другим человеком, соединить свое тепло с его теплом, ощутить, как твое сердце бьется в унисон с сердцем любимого, и желать лишь одного — чтобы это мгновение длилось бесконечно. Это чудо необъяснимо, но порой само время течет необъяснимо, каждое мгновение длится долгие годы. Я вспомнила о подругах, которые спали в тот момент в домах, где пахнет известью, и не завидовала им, как не завидую и сейчас, хотя у них наверняка уже есть дети и муж, который думает о них, в то время как у меня нет никого. Я не завидую им, потому что занималась любовью и земля служила мне ложем, а небо — крышей, и каждый поцелуй, каждый вздох, каждое биение сердца заставляли меня взлетать все выше над пустыней, над водами Великой Реки, над ужасами этого кровавого дня.
Нас разбудило утреннее солнце, и люди стали подниматься — с трудом, потирая онемелые мышцы, быть может, чувствуя себя еще более усталыми, чем перед сном. И все же дисциплина и сила духа наконец возобладали, каждый надел доспехи и занял свое место в рядах. Ксен тоже вооружился, с того дня он стал воином, потому что так было нужно.
В этот момент прибыли двое всадников: один — грек, управлявший одной из персидских провинций в те времена, когда Кир являлся владыкой Анатолии; второго звали Глус — странный тип с волосами до плеч, собранными на затылке и закрепленными золотой заколкой. Они явились к нам по поручению Ариея.
— Какое счастье, что мы вас нашли! — воскликнул Глус. — Где ж вы были?
— В погоне за персами, до поздней ночи.
— Кир мертв, — заметил второй.
Проксен хотел было ответить, но Клеарх остановил его незаметным жестом, а другим воинам взглядом приказал молчать. Сам же серьезно кивнул, услышав это заявление.
— Армия Великого царя стоит лагерем неподалеку отсюда, — продолжил друг Кира. — Вы в большой опасности.
— Ты думаешь? — возразил Клеарх. — Послушай меня. Мы обратили их в бегство, преследовали несколько часов, изрядно пощипали, и теперь они стараются держаться подальше. Если сунутся сюда — не важно, сколько их, — то получат по заслугам. Хочешь знать, что я намерен делать? Предполагаю напасть, потому что этого они наверняка не ждут.
Глус посмотрел на спартанца как на сумасшедшего:
— Да, в этом не приходится сомневаться, но ведь ты видел, сколько их, верно?
— В Фермопильском ущелье восемьдесят лет назад их было сто против одного нашего, и если бы нас не предали, мы истребили бы их там, на месте, а остаток обратили бы в бегство пинками.
— Здесь все по-другому, — ответил Глус. — Открытая ровная местность, и у них есть конница, они могут взять вас измором, обстреливать издалека, умерщвлять по одному.
Клеарх перебил скупым жестом, выставив вперед раскрытую ладонь.
— Возвращайтесь назад, к Ариею. Скажите ему, что, если он захочет попытаться завладеть троном, мы к его услугам. С вами поедут двое моих людей, они изложат мой план…
Вперед безо всякого приглашения выступил Софос. Клеарх поискал глазами второго и заметил Менона-фессалийца. Одежду его запятнала кровь, но на коже не было ни царапинки.
— …и он, — заключил Клеарх, указывая на Менона. Будто вслух закончил невысказанную мысль. Затем огляделся с растерянным выражением. — Но только мне нужно покормить своих ребят, понимаете? Я им как отец. Жестоко наказываю за проступки, но моя забота состоит в том, чтобы они ели и пили вдоволь и чтобы у них было все необходимое. Им нужно набраться сил… понимаете? Мои парни должны поесть…
Глус в задумчивости покачал головой, переглянулся с товарищем, после чего оба сели на коней и пустили их галопом.
— Мы возвращаемся, — приказал Клеарх и шагом поскакал вперед.
Мне не удавалось понять, почему мы едем обратно на поле смерти, однако именно там было наше спасение — по крайней мере на какое-то время. Я осознала это довольно скоро.
Клеарх велел собрать все стрелы и копья, разбросанные по земле и торчащие из трупов, а затем обломки повозок, в достаточном количестве, чтобы развести огонь. Освежевали тела примерно двадцати мулов и лошадей и, как могли, приготовили мясо на углях.