Пропавшие без вести

Наштарм соседней армии сообщил, что у них кое-где удалось прорваться отдельным танкам противника с мотопехотой. Два вражеских десанта на их плацдарме окружены, и ведется бой в глубине расположения армии. Резервов у них тоже нет. За день вышло из строя много орудий. Соседи уже просили разрешения командования фронта отойти на запасной рубеж, но фронт отказал. В последний час у них тоже связь с фронтом утрачена.

Телеграфный аппарат постукивал ровно, в привычном ритме. Ему не взглянешь в глаза, за этими звуками не угадаешь интонации голоса, а как бы сейчас Балашову хотелось именно слышать голос наштарма соседа!

Балашова мучила совесть: он должен был сообщить соседу, что начинает отвод своих войск. Но как ему это сказать? Получилось бы, что Балашов понуждает соседа к отходу, когда тот еще может удерживать прежний рубеж. Ведь он, Балашов, еще не снимает войск из окопов. Пока они выполняют приказ о переходе во вторые ряды окопов, организуют прикрытие, пока отходят только тылы дивизий да везут штабное имущество. Балашов понимал, что лукавит с самим собой. А сосед? До конца ли он откровенен или тоже слегка хитрит?.. По взгляду, по голосу можно бы угадать, а в бесстрастном стуке телеграфного аппарата что разберешь?..

Командир левофланговой дивизии полковник Волынский вдруг доложил, что он чувствует — у левого соседа прорыв: в тылах Волынского появились фашистские танки и мотопехота, которые прорываются с юга. Населенные пункты в тылах соседа горят. Регулировщики с направления Волынского донесли, что гражданские беженцы, уходя от немцев, запруживают дороги. Батальон истребителей танков Волынскому пришлось выслать в глубину обороны своей дивизии, хотя через ее позиции танки противника нигде не прорвались.

«Значит, сосед лукавит! Может быть, тоже отводит без приказа фронта свои войска и молчит!.. Да разве так можно?! Срам! Какие же мы коммунисты?!» — возмутился в душе Балашов.

— Пиши-ка, Бурнин, шифровку соседу, — сказал он. — «Ввиду отсутствия связи со штабом фронта я, на свою ответственность, приказал войскам армии отход на запасной рубеж. Отход начал в центре своего участка. С плацдарма вашего правого фланга в тыл наших левофланговых частей просачиваются танки и мотопехота противника». Передай, — приказал Балашов и облегченно вздохнул.

Ночная работа штаба была напряженной, но с каждой минутою чувствовалось, что некоторая растерянность, которая родилась часа два назад, исчезает. Теперь все усилия уверенно, четко направляются по единому плану — на выполнение приказа к отходу. Это чувствовалось даже в спокойных движениях людей, в привычных военных формулировках рапортов, в отдаче приветствий, в отработанных годами военной службы поворотах, манере держаться, даже в ритме шагов.

Балашов это все ценил как признаки дисциплины и выдержки, необходимых в войне.

Время шло уже к двум часам ночи, когда по рации связался Ивакин, сказал, что установил связь с Чебрецовым, задержал его и возвращает к исходному рубежу.

— Теперь помогаю ему распутать и смотать все в клубочек. Не так это просто! Ну да мамка, бывало, меня всегда заставляла распутывать пряжу… Ничего, разберемся! — бодро сказал Ивакин.

Балашов описал обстановку на левом фланге.

— Я приказал по частям «выдать махорку», — сообщил он Ивакину и прислушался как реагирует на его приказ член военного совета?

— Я смотрю — уж давно бы пора! Всем покурить охота, — Отозвался Ивакин, тотчас поняв шифрованный смысл сообщения.

— Да, но такого приказа-то все еще нет от «Орла»! — признался командующий.

— Ну-у?! — услыхал Балашов изумленное восклицание — Чего же они воронят? А ты доложил обстановку? Просил приказа?

— Докладывал в полночь. Тогда отказали. А потом что-то связи не стало. — Балашов выжидательно замолчал.

— Так и башку потерять ведь можно! — сказал Ивакин.

— Если бы я ее потерял, то сидел бы да ждал их приказа, — возразил Балашов.

— Так-то так! Это я понимаю. Я тебе говорю в прямом смысле. Она у тебя ведь одна!

— Одну потерять не беда. А как тысяч сорок!.. Тогда перед кем отвечать коммунисту? — строго сказал Балашов.

— А ты от души считаешь, что по-другому нельзя? — осторожно спросил Ивакин.

— Так же, как ты вчера, когда о тебе был получен приказ… Позавчера. — поправился Балашов. — Ты тогда про чью башку думал?

— Верно, старик! Жму руку. Считай, что все мы с тобой решили совместно. Вызываю сюда все запасы понтонов. Наведем добавочно переправы. Связь буду держать. До свидания, — закончил Ивакин и где-то опять исчез в мутной осенней ночи, тронутой первым морозцем.

Вчерашние лужицы ночью похрустывали тоненькой пленкой льда, когда Балашов переходил из блиндажа связи, откуда вел разговор с Ивакиным. То, что Ивакин понял его решимость именно так, как надо, придало ему новых сил. Возвращаясь к себе, он замедлил шаги, чтобы продлить тишину, которая помогала сосредоточить мысли.

Дежурный по узлу связи, запыхавшись, сам догнал Балашова с шифровкой из фронта.