Пропавшие без вести

«Добавлю, — сказал тот. — Балашов издевался над кавалерией Красной Армии, недостойно и карикатурно рисуя в своей лекции, как кавалеристы «рубают шаблюками» танковую броню».

«Гражданин Балашов, отрицаете?»

«Я говорил об отсталости кавалерии в целом, как рода войск в современной армии, также я говорил о необходимости замены ее моторизованными войсками. Может быть, допустил иронию, шутку…»

Очная ставка с Зубовым на этом была прервана. Если бы Зубову дали тогда выслушать ответы Балашова и его объяснения по существу, это стало бы спором двух коммунистов и двух командиров о методах воспитания кадров, может быть — о допустимости в лекциях шутки, иронии…

Но Зубов был вызван на очную ставку только для подтверждения самих фактов. Объяснений, которые потом давал Балашов, он не слышал.

Встретившись теперь в своем блиндаже с Балашовым, Зубов не проявил никакого смущения. Он поднялся с места так, как встал бы перед всяким другим генералом.

— Здравствуйте, товарищ полковник, — сказал Балашов, не протянув руки и ограничившись официальным военным приветствием.

— Здравия желаю, товарищ генерал-майор! — четко ответил Зубов, уступая Балашову свое место у стола.

Но Балашов не сел. Он почувствовал себя неприятно. Полковник должен был сам явиться в штаб армии, чтобы установить с ним связь и войти в подчинение. Он не явился. Будь это кто-то иной, Балашов не преминул бы сделать ему резкое замечание, но нисколько бы не смутился тем, что сам первым приехал в дивизию. Теперь это выглядело как-то неловко и странно.

Балашов собрал всю бесстрастность и холодность.

— Я приехал к вам потому, что сами вы не явились, а я, будучи начальником штаба армии, принял командование армией ввиду тяжелого ранения генерал-майора Ермишина, — сказал Балашов. — Я считаю с этого часа необходимым координировать действия всех боеспособных частей. За день и ночью мы провели разведку. С утра ожидаем новых атак. Могут случиться еще прорывы, может произойти окружение. Чтобы пробиться к востоку, необходимо создать единство всех наших боеспособных сил. Вы связаны со своим штабом армии?

— До последней минуты пытался установить связь. Не добился. Думаю, что это уже невозможно. При создавшейся обстановке считаю своим долгом подчинить вам дивизию, товарищ командующий, — сказал Зубов. — Я виноват, что сам не явился в штаб вашей армии, но все надеялся, что сумею связаться со штабом своей. Видимо, части нашей армии отошли далеко, к Сычевским лесам. Высланная мною туда разведка в дивизию не возвращалась.

— Установите связь с нашим штабом. Начальник штаба — полковник Чалый Сергей Сергеевич. Дайте карту. Штаб армии здесь, — указал Балашов.

— Слушаюсь! Буду держать связь с полковником Чалым. Сейчас прикажу тянуть провод, вышлю связных, — как показалось Балашову, с подчеркнутой четкостью ответил полковник.

— И с соседями организуйте, конечно, связь. Как у вас стыки с соседями? Взаимодействие есть?

— Укрепляем, товарищ командующий. Недавно был у меня полковой комиссар из ополченского штаба, начальник политотдела. Оставил для связи политрука. У нас с ними разграничительная линия проходит по реке. Река для меня включительно.

— Свяжемся с ними тоже, — сказал Балашов. — А как тут у вас противник? Танки были?

— Нет, только отдельные группы разведчиков, — отвечал Зубов. — Оборона надежна. Стоим на хороших позициях. За эти сутки у нас все пристреляно. Из отходящих подразделений и дезорганизованных групп бойцов формирую себе пополнение. Сформировано два батальона. Можем держаться.

— Продолжайте поиски связи со своей армией. Что будет нового — немедленно докладывать мне. С нашим штабом связь держать, как положено… До свидания, товарищ полковник, — заключил Балашов и с облегчением шагнул к выходу.

— Товарищ командующий! — вдруг почти выкрикнул Зубов. — Разрешите к вам обратиться…

Балашов задержался:

— Слушаю. Обращайтесь.

— Я хочу вам сказать… Я должен сказать, товарищ генерал, что жизнь научила многому. Вы тогда были правы, а я неправ.

— Я это знал и тогда, — сказал Балашов, стараясь держаться спокойно, хотя голос его чуть дрогнул.

— Да, но я вам хочу сказать, что теперь и я это тоже знаю, — отчетливо произнес Зубов, как и тогда, четыре года назад, глядя прямо ему в глаза.

— Ну, это уж ваше личное дело. Лучше поздно, чем никогда… До свидания, товарищ полковник!

— А вот сейчас вы неправы, товарищ командующий, — настойчиво сказал Зубов.

— Почему? — Балашов еще задержался.

— Я эту горькую для меня ошибку признал. Вы считаете, что я должен носить всегда в себе эту рану? Я был честен тогда и честно сказал вам сейчас.

— Ни на одно мгновение, товарищ полковник, я и тогда в вашей личной честности не сомневался, — ответил ему Балашов. — Не знаю, чьи раны больнее, но думаю все же, что старые раны не помешают нам с вами крепко драться против фашистов.

Балашов вскинул руку под козырек и вышел из блиндажа.