Пропавшие без вести

В тот день с Бурниным на работе за напарника оказался Сергей Логинов. Им удалось найти вмерзший между обломками кирпича холщовый мешочек с мукой… Не беда, что она была слежавшейся, слипшейся, затхлой, — они, возвратясь, варили в большом котелке «клецки».

— Эх, накормить бы горяченьким вволю Силантия! Сразу пошел бы на поправку! — сказал Анатолий. Но Силантия не было.

— Константин Евгеньич! Садитесь к нам похлебать горяченькой! — позвал Бурнин инженера, с которым неохотно разговаривал после их резкого столкновения по поводу должности «комбата».

— Спасибо, товарищи. Мне ведь моей «комбатской» добавки хватает, — откликнулся инженер. — Как поедите, тогда табачком угощу.

Это был час коптилок, возни с приварком — кто что раздобыл, — час новостей и слухов.

— Слыхали? Уже второй рабочий барак на карантин закрыли, сыпняк вовсю косит, — сообщил инженер. — Их «комбат» сказал, что утром у них восемь покойников было. Больных человек пятьдесят лежат, а лазарет переполнен.

— В лазарет по железной дороге откуда-то привезли человек пятьсот, — объяснил огромный взъерошенный бородач из команды железнодорожных грузчиков. — Из них полтораста в вагонах умерли, а остальные в тифу. Подо вшами даже одежды не видно!..

— Эх, мыльце «КА», советское мыльце! Обещал мне один земляк, — сказал Логинов — Раздобудем — спасемся, а нет — погибать!

— Да, товарищи, — продолжал «комбат» барака, — невеселые новостишки, в могильщики набирали сегодня еще двадцать пять человек, на двойной паек — ямы копать… И как ее рыть — ведь нынче двадцать четыре градуса. Земля-то как камень! Я и на вас удивляюсь, — сказал он Анатолию.

— Хватит веселеньких разговоров! Ложиться, братцы! — призвал всех Дукат, за которым эта кличка так и осталась, хотя после гибели Зубова табаком он больше уже не владел.

Меркли и гасли коптилки, раздавались храп, стоны…

Наутро в бараке случилось необычайное происшествие — на оконной решетке ночью повесился человек. Самоубийства его обнаружили до подъема. Все вскочили прежде свистков побудки, прежде появления полицейских.

Повесившегося обступила толпа. Называли его фамилию, Она неожиданно оказалась какой-то азиатской, хотя облик его был русский. Анатолий, как и другие, приблизился, посмотрел на труп и узнал капитана, который спрашивал у него, писать ли свою фамилию в офицерский список.

«Сил моих больше нет от этой анафемской жизни!» — как бы вновь послышались его слова Анатолию.

Высунутый язык покойника был прикушен, голова удивленно склонилась набок, как будто он к чему-то прислушивался…

— Царство небесное… Царство небесное… — оторопело глядя на труп, бормотал Курский и мелко крестился, забыв снять пилотку.

— Началось, Анатолий Корнилыч! — прошептал на ухо Бурнину инженер.

— Что началось, Константин Евгеньевич?

— Номер первый! — значительно сказал инженер. — Боюсь, что пойдет психическая зараза. Очень страшусь, что за ним другие пойдут по той же дороге. Морального сплочения недостает. Коммунистам надо сплотиться, а не сделаем этого, то пойдут предательства и самоубийства.

— Да что вы?! — с возмущением воскликнул Бурнин.

— Фашисты ведь этого и добиваются, — настойчиво сказал инженер, — не только тела — души губят. Это ведь признак истощения души человеческой, вот это что! Чувствует человек, что свалился, а встать не может, — тут и конец души…

— Паникер вы, Константин Евгеньевич! — оборвал Бурнин. — Посмотрите на лица. Никто не сочувствует, не одобряет. Мало ли что там фашисты хотят, чего добиваются!..

Послышались свистки полицейских, крики, пошла кутерьма с построением, и «комбат» отошел от Бурнина.

Вечером Анатолий успел захватить в бараке врачебный обход. Он спросил у фельдшера о Силантии.

— Веселый-то?! Как же, знаю! Редкой души человек, — сказал фельдшер. — Температура за сорок, нечем дышать, кровь горлом, а он все шутит!

— Кровь горлом?! — испугался Бурнин за товарища.

— Вчера была кровь, перед самой смертью… Скончался ночью, — сообщил фельдшер.

Анатолий поник. Сергей едва уговорил его взять ложку, поесть горячей мучной затирки.

И не одного Анатолия эта смерть повергла в печаль. Зажурились вокруг все, кто знал Силантия, кто коротал вечера, усмехаясь его шуткам. С грустью все вспоминали его сипловатый басок…

С этого дня Анатолий с Сергеем стали постоянными напарниками в работе. И хотя их свела беда и неволя, но Бурнин был доволен своим новым товарищем: тренированный, неунывающий, выносливый и бесстрашный. Сергей представлялся таким сообщником для побега, какого только можно было пожелать. Бодрый и бойкий в общении с людьми, он легко умел сговориться с конвойным солдатом о какой-нибудь «коммерческой» сделке, умел и отвлечь и надуть конвой, ловко припрятав добычу, чтобы не отняли при возвращении в лагерь ни немцы, ни полицейские…

Перед войной Сергей уже был водителем танка, сержантом. В начале войны два раза горел, прошел по лесам от Белостока почти до Смоленска. Потом служил в истребительной части в лесах между Калугой и Смоленском, пока не попал в окружении сравнительно легко раненным в плен…