Пропавшие девочки

Я не отвечаю. Ему двадцать, но лучше мне промолчать. Отец просто ищет виноватого. Пусть думает, что кто-то втянул меня в это. Что какой-то парень, который плохо на меня влияет, заставил меня перелезть через ограду парка Каррен, раздеться до нижнего белья и плюхнуться животом в ледяную воду так, что вышибло дух из моего тела, так, что я вынырнула, смеясь, хватая ртом воздух и думая о Даре. О том, что она должна была быть там со мной, она бы меня поняла.

Перед глазами возникает картина: огромная глыба, вырастающая прямо из темноты, целая стена из камня. Мне приходится закрыть и заново открыть глаза – ничего. Впереди только длинное ровное шоссе и две воронки света от передних фар.

– Послушай, Ник, – говорит отец (это мое старое прозвище, которое почему-то прижилось). – Я и мама, мы волнуемся за тебя.

– Я думала, вы с мамой не разговариваете, – отвечаю я, приоткрывая окно на несколько дюймов, потому что кондиционер почти не охлаждает, и еще потому что порывы ветра заглушают голос отца.

Он не обращает внимания.

– Я серьезно. Со дня аварии…

– Пожалуйста, – быстро произношу я, не позволяя ему закончить фразу. – Не надо.

Отец вздыхает и начинает тереть глаза за линзами очков. От него немного пахнет мятными полосками, которые он на ночь приклеивает на нос, чтобы не храпеть, и он все еще в своих старых-престарых пижамных штанах с оленями. И на секунду я чувствую себя по-настоящему ужасно.

Но потом я вспоминаю его новую подружку и то, какой молчаливой и деревянной стала мама, словно марионетка, чьи ниточки натянуты слишком сильно.

– Тебе придется обсудить это с кем-то, Ник, – говорит отец. Он произносит это тихо и обеспокоенно. – Если не со мной, то с доктором Личми. Или с тетей Джекки. Хоть с кем-то.

– Нет, – отвечаю я, полностью опуская стекло. Ветер становится штормовым и уносит звук моего голоса. – Нет.

Дара, 7 января

Доктор Лизни – ой, простите, Личми – говорит, что каждый день я должна в течение пяти минут писать о своих чувствах.

Ну, вот пожалуйста:

Ненавижу Паркера.

Ненавижу Паркера.

Ненавижу Паркера.

Ненавижу Паркера.

Ненавижу Паркера.

Мне уже лучше!

Прошло пять дней после НАШЕГО ПОЦЕЛУЯ, и сегодня при встрече он старался даже не дышать в моем направлении, как будто боялся, что я отравлю его воздух или что-то в этом роде.

Мама с папой на этой неделе тоже в черном списке. Папа – потому, что ходит с серьезным и мрачным видом из-за развода, хотя очевидно, что в душе он так рад, что готов кувыркаться и крутить сальто. Я имею в виду, если он действительно не хотел бы уходить, то и не стал бы, так? А мама – из-за того, что даже не может постоять за себя. И еще она не проронила ни слезинки на дедушкиных похоронах. Она делает вид, что ничего не произошло, продолжает ходить на велотренировки и выискивать чертовы рецепты с Киноа, как будто может спасти весь мир от раскола, просто получая достаточно пищевых волокон. Прямо какой-то робот в штанах для йоги и толстовке с надписью «Вассар»[6].

И Ник такая же. Это сводит меня с ума. Она ведь не была такой раньше, не думаю. Или я просто не помню. Но с тех пор, как она перешла в старшие классы, она без конца выдает какие-то советы, как будто ей все 45. Хотя она старше меня ровно на одиннадцать месяцев и три дня.

Я помню, что, когда в прошлом месяце родители усадили нас за стол и объявили о разводе, она и глазом не моргнула.

«Нормально», – сказала она.

Нормально, мать твою. В самом деле???