Пропавшие девочки

Комната Дары (бывшая комната Дары) стала неузнаваемой. Я несколько лет не видела пол таким чистым. Раньше он всегда был засыпан толстым слоем мусора и одежды, а сейчас он тщательно вымыт и пахнет хвоей. Старый коврик свернут и убран в мешок вместе с грязными джинсовыми рубашками, рваными сандалиями и старым бельем. Леопардовый плед, который Дара купила на собственные деньги, после того как мама отказалась его купить, мы заменили на симпатичное покрывало в цветочек, которое тетя Джекки нашла в бельевом шкафу. Мы упаковали всю одежду Дары, чтобы передать ее на благотворительность. Множество пустых вешалок поскрипывают в ее шкафу, словно по ним пробегает невидимая рука.

Тетя Джекки стискивает меня в объятиях:

– Ты в порядке?

Я киваю, не в состоянии говорить. Я толком не понимаю, кто я теперь. Тетя Джекки предложила все упаковать сама, но доктор Личми посчитал, что мне будет полезно принять в этом участие. Кроме того, я хотела посмотреть, что могу сохранить для себя. Доктор Личми дал мне обувную коробку и велел ее наполнить. Три дня ушло на разбор вещей Дары. Сначала мне хотелось оставить все: пожеванные ручки, контактные линзы, сломанные солнечные очки. Все, к чему она прикасалась, что она любила, что ей принадлежало. Я наполнила коробку за десять минут, а потом все выбросила и начала заново.

В конце концов я взяла только две вещи: ее дневник и маленькую золотую подвеску в виде подковы, которую она любила надевать по особым случаям. Как она говорила, «на удачу».

В открытое окно врывается сентябрьский ветер. Этот месяц пахнет тетрадками и карандашами, осенними листьями и машинным маслом. Он пахнет движением вперед, развитием. На этой неделе отец съезжается с Шерил, а у меня завтра обязательная встреча с Эвери, ее дочерью. Мама в Калифорнии, навещает старую подругу и пьет вино. Паркер в Нью-Йорке. Должно быть, поздно ложится, тусуется с новыми друзьями и встречается с симпатичными девчонками, а про меня совсем забыл. Мэдлин Сноу перешла в четвертый класс. Сара говорит, ее обожает вся школа. ФэнЛэнд закрывается на зиму.

И только со мной ничего не происходит.

– Теперь осталось только одно… – Тетя Джекки извлекает из своей сумки нечто похожее на спутанные волосы и тяжелую серебристую зажигалку. Она поджигает комок.

– Шалфей, – объясняет тетя, помахивая горящими веточками и медленно двигаясь по кругу. – Он очищает.

Я задерживаю дыхание, чтобы не раскашляться, чувствую одновременно желание плакать и смеяться. Интересно, что сказала бы Дара обо всем этом? «Ок, пусть сожжет свои водоросли, и закончим уже с этим». Но тетя выглядит такой серьезной, такой напряженной, что я не могу заставить себя что-то сказать.

Наконец она заканчивает обходить комнату и выбрасывает обгоревшие веточки в окно, осыпав немного пепла на решетки плетистой розы.

– Готово, – говорит она, улыбаясь, но в уголках ее глаз грусть.

– Да, – отвечаю я, обнимая себя руками, и пытаюсь почувствовать запах Дары за горьким ароматом шалфея, запахом сентября и вымытой комнаты. Но его больше нет.

Уже внизу тетя Джекки заваривает нам в больших бокалах улун. Две недели назад она появилась на пороге с огромными бесформенными мешками, волосы заплетены в косички, словно нестандартная версия Мэри Поппинс, и радостно заявила, что немного поживет с нами, чтобы «помочь» и «дать маме передышку». Она медленно вычищала весь дом от подвала до крыши, относясь к нему как к линяющему животному. Начала с перестановки в гостиной («у вас тут все не по фэн-шую»), потом в каждом углу появились живые растения в горшках («сразу стало намного легче дышать»), а холодильник оказался забитым овощами и соевым молоком.

– Итак, – она забирается на подоконник и подтягивает колени к груди, как это делала Дара, – ты подумала о том, о чем мы с тобой говорили?

Тетя Джекки предложила мне провести сеанс. Она сказала, это поможет мне поговорить с Дарой напрямую, сказать ей все, что я хочу, и попросить прощения. Она клянется, что делает так постоянно, говорит с ней каждый день. Тетя действительно верит в то, что Дара зависла здесь, на другой стороне бытия, словно некий призрачный шарф, висящий на стене.

– Не думаю, что это хорошая идея. – Даже не знаю, что пугает меня больше, что я могу ее услышать или что могу не услышать. – Но спасибо.

Тетя Джекки сжимает мою ладонь.

– Она не ушла, понимаешь? – говорит тетя тихим голосом. – Она никогда не уйдет.

– Я знаю, – подтверждаю я.

Это просто другая версия того, что говорят остальные. «Она всегда будет жить внутри тебя. Всегда будет там». Но она действительно жила внутри меня, укоренялась во мне, словно цветок, хоть я этого и не замечала. А теперь эти корни вырваны, и на месте красивого дикого цветка во мне пустота.

Раздается звонок в дверь. Секунду я надеюсь на то, что это Паркер, но такое невозможно. Он в милях отсюда, в колледже. Движется вперед, как и все остальные. К тому же он никогда не звонит в дверь.