Пропавшие девушки Парижа

– Достаточно, – резко перебила ее Элеонора. – Отвечайте кратко, не болтайте лишнего. – Еще один тест. – Вы никогда не должны рассказывать о себе или о своем прошлом. В период обучения вам будут присвоены новые личные данные.

И получится, сообразила Мари, что до сей поры ее вовсе не существовало.

Элеонора открыла дверь туалета. Мари прошла в кабинет с высокими книжными шкафами. На письменном столе из красного дерева стоял черный телефон.

– Можете звонить отсюда. – Элеонора осталась стоять в дверях, даже не делая вид, будто не намерена слушать ее разговор. Мари позвонила на коммутатор и сказала, чтобы ее соединили с почтовым отделением, где каждый день работала ее тетя. Она надеялась, что та еще не ушла домой. Женщину, которая ей ответила, она попросила пригласить к телефону Хейзел.

– Мари! – раздался в трубке переливчатый голос. – Что-то стряслось?

– Все хорошо, – поспешила заверить Мари тетю, хотя ей отчаянно хотелось открыть истинную причину своего звонка. – Просто хотела справиться о Тесс.

– Сейчас позову. – Прошла одна минута, вторая. Быстрее, молила про себя Мари. Неужели по истечении пяти минут Элеонора выхватит у нее трубку?

– Алло! – Услышав писклявый голос дочери, Мари ощутила, как ее сердце расширяется от избытка чувств.

– Ну, как ты поживаешь, родная?

– Мама, я помогаю тете Хейзел разбирать почту.

Мари улыбнулась, представляя, как девочка открывает-закрывает ящички для корреспонденции.

– Умница.

– А через два дня я снова тебя увижу. – Тесс, хоть и малышка, имела четкое понятие о времени. Мама, она знала, всегда приезжает в пятницу. Только в эту пятницу мама не приедет. У Мари болезненно сжалось сердце.

– Передай трубку тете. Тесс, я тебя люблю, – добавила она.

Но девочка уже убежала.

К телефону снова подошла Хейзел.

– Она здорова? – спросила Мари.

– Абсолютно. Научилась считать до ста и складывать числа. Такая умница. Представляешь, на днях она… – Хейзел осеклась, видимо, почувствовав, что лишь расстраивает Мари, рассказывая ей про достижения ее дочери, которых та добивалась в отсутствие матери. Мари кольнула ревность. Когда Ричард бросил ее, оставив одну с новорожденной дочерью, Мари была в ужасе. Но, пестуя, баюкая малышку долгими ночами, она душой срослась с Тесс. А потом ей пришлось отослать дочь из Лондона. Она проклинала эту чертову войну, которая лишала ее счастья наблюдать, как растет Тесс. – Да в выходные сама все увидишь, – с теплотой в голосе добавила Хейзел.

Слова тети болью отозвались в животе, словно ее ударили под дых.

– Мне пора.

– До скорой встречи, – ответила Хейзел.

Опасаясь, как бы не выдать своей тайны, Мари повесила трубку.

Глава 4 Грейс

Нью-Йорк, 1946 г.

Покинув Центральный вокзал, через сорок пять минут Грейс уже сходила с автобуса на Деланси-стрит. Фотографии, что она забрала из чемодана, казалось, обжигали ее даже сквозь сумку. Она все ждала, что ее вот-вот догонит полиция или еще кто-нибудь и потребует вернуть снимки.

Но теперь, когда она шла по оживленным улицам Нижнего Ист-Сайда, где она работала последние несколько месяцев, утро ей казалось почти нормальным. На углу, как обычно, торговал хот-догами Морти. Он поприветствовал ее взмахом руки. Чистильщики окон перекрикивались между собой, делясь впечатлениями о проведенных выходных, и свистели женщинам, что шли внизу по тротуару. Нос Грейс щекотали обалденно аппетитные запахи, выплывавшие из гастрономической лавки «Реб Сассел».

Вскоре она приблизилась к одному из офисных зданий (прежде это был жилой дом) на Орчард-стрит и стала взбираться по лестнице. После крутого подъема она, как всегда, запыхалась – не отдышаться. Фирма «Бликер и сыновья», оказывавшая юридические услуги иммигрантам, находилась на четвертом этаже, над лавкой галантерейщика и бухгалтерской конторой, занимавшей два этажа. Название фирмы, вытравленное на стеклянной двери на верхней лестничной площадке, не отражало истинное положение вещей: насколько было известно Грейс, возглавлял ее – и прежде и теперь – один только Фрэнки. На лестнице змейкой тянулась очередь из пятнадцати беженцев; впалые щеки, теплые пальто, одежда в несколько слоев, словно они боялись расстаться со своими вещами. Осунувшиеся лица измучены заботами. Все прячут глаза. Грейс отметила, что от беженцев исходит запах немытых тел, и тут же устыдилась своих мыслей.

– Прошу прощения, – произнесла она, аккуратно обходя сидящую на полу женщину, у которой на коленях спал ребенок. Она скользнула в офис. Их контора занимала всего одну комнату. На краешке обшарпанного стола сидел Фрэнки, плечом прижимая к уху трубку телефона. Он широко улыбнулся ей и махнул рукой в знак приветствия.

– Простите за опоздание, – извинилась Грейс, как только он повесил трубку. – Возле Центрального вокзала случилась авария, пришлось идти в обход.

– Семью Мец я передвинул на одиннадцать, – сообщил Фрэнки без всякого упрека в голосе.

Подойдя к нему ближе, Грейс увидела, что щека у него мятая, на ней отпечатались края бумаги.