Пропавшие девушки

Она тихонько хихикает. Ее забавляет собственное озорство. В конце концов, собравшиеся здесь люди — не ее круга. Мамина семья всегда была богатой, а вот бабушка работала на почте и практически одна вырастила моего отца. Деньги, связи и статус она получила тем же способом, что и мой отец — через его женитьбу на моей матери. В этом наши с ней взгляды всегда совпадали: несмотря на то, что отец воспринял семейное состояние как должное, бабушка, как и я, всегда чувствовала себя не в своей тарелке в светских кругах.

— Еще сильнее ее бы шокировало, если бы ты предложила им погадать, — отвечаю я, хотя понимаю, что чересчур дразню ее.

— Этим-то? — спрашивает бабушка. — Это как выжимать воду из камня. Что я могу им сообщить? Как играть на бирже?

Бабушка знает, что я не особенно верю во все это: карты Таро, чайные листья или ту магию, которую практикует она, куда более похожую на то, что показывают на дневном телевидении. Я как-то нашла статью в газете из восьмидесятых, где рассказывалось, как полиция Чикаго пригласила ее в качестве консультанта для расследования исчезновения пятилетнего ребенка. Два дня спустя мальчика нашли живым, хотя журналисты все же не стали приписывать этот результат напрямую моей бабушке.

И я до сих пор помню, как прибежала домой в ту ночь, когда исчезла Мэгги, и застала там бабушку — необычно, особенно в рабочий день. Едва я вошла, пытаясь отдышаться и давясь слезами, как она тут же спросила, что случилось с Мэгги. Еще до того, как родители поняли, что что-то не так, бабушка, казалось, уже все знала. Но мне больше не интересно, что она может сказать о Мэгги. Какими бы необычными талантами она ни обладала, они так и не помогли нам найти мою сестру.

— А где мама? — спрашиваю я, заглядывая сквозь французские двери в кухню открытой планировки.

На белом кафеле, гранитных столешницах и кремовых шкафчиках со стеклянными дверцами ни пятнышка. Официанты, разумеется, раскладывают угощения внизу, в подвальном баре, и таскают подносы в гостиную и из нее по узкой черной лестнице.

— Около получаса назад пробежала мимо. Спросила, не хочу ли я выпить. Посмеялась, когда я попросила принести мне «Рики» с джином, и с тех пор я ее не видела.

— Бабушка, тебе вообще-то нельзя пить, — журю ее я.

Год назад бабушка пережила небольшой удар, и теперь она сидит в инвалидной коляске и пьет постоянный курс разжижающих кровь лекарств. Поскольку она больше не может подниматься по лестнице у себя в дуплексе в Джефферсон-парк, она переехала к маме в комнату для гостей на первом этаже, и с тех пор они постоянно грызутся. Мне даже немного жаль маму, ведь бабуля куда дружелюбнее, когда немного выпьет, а из-за лекарств она большую часть прошлого года провела трезвой.

— Я тебя умоляю! Думаешь, врач знает больше о том, что со мной станет, чем я сама? Поверь мне, милочка, когда я умру, это будет не оттого, что я слегка набралась за обедом.

— Я бы предпочла не думать об этом, — говорю я, снова почесав голову Джаспера и сжав бабушкино плечо. Но когда я выпрямляюсь, она хватает меня за руку.

— Знаешь, ты ведь найдешь ее, — тихо говорит она, пристально глядя на меня.

Не хочу это обсуждать. Мэгги и все остальное. Не хочу задавать вопрос, на который отчаянно жажду получить ответ: живой или мертвой? Поэтому просто киваю.

— Знаю, — говорю я, сжав ее руку.

Бабушка машет мне рукой, и я захожу обратно в дом, едва не столкнувшись с удивленным официантом по пути к черной лестнице. Поднимаюсь наверх, не зажигая свет, хотя на этой лестнице всегда темно. Если не включать люстру над ступеньками, единственным источником света остается естественное освещение из кухни и верхнего коридора. Однако я все детство шныряла вверх и вниз по этим ступенькам в темноте, из-за чего, если понадобится, смогу преодолеть их даже с завязанными глазами.

Наверху царит тишина, несмотря на гомон разговора внизу. Дверь в главную спальню открыта. Скидываю обувь и ступаю по безупречно белому ковру и, минуя мамину идеально застеленную кровать с четырьмя сотнями подушек — Карла утром прибралась, — направляюсь к заднему балкону. Выхожу на нагретый солнцем бетон и рассматриваю карту Гэлли-роуд в телефоне. Оттуда, где я стою, сквозь зазор в кронах деревьев видно череду трех домов: один грязно-белый, другой темно-серый, третий бледно-желтый. Но номер сорок шесть ноль три — голубой и находится слишком далеко к западу от желтого дома, поэтому отсюда его не разглядеть. Меня это разочаровывает, хотя на самом деле важно лишь близкое расположение само по себе. То, что Сара Кетчум жила рядом с тем домом, где выросли мы с Мэгги. То, что две девушки, жившие по соседству друг с другом, обе были вырваны из привычной жизни, возможно, обе погибли насильственной смертью. Представить невозможно, что бывают такие совпадения.