Пропавшие наши сердца

Тогда-то она и назначила день: двадцать третье октября. Годовщина ее ухода из дома. В этот день она сделает задуманное. В сентябре она отправила Доми записку. Пора, написала она. Подыщешь мне место, где перекантоваться? Доми, конечно, позвала ее к себе, но Маргарет отказалась.

Где-нибудь на отшибе, сказала она, там, где не станут искать. Там, где до тебя не доберутся, если меня поймают.

Через неделю она приехала в Нью-Йорк, нашла тот самый заброшенный дом в Бруклине. А на другой день, надвинув пониже шляпу, отправилась собирать крышечки.

Есть один человек, сказала библиотекарша.

«Астория», небольшой филиал библиотеки. Маргарет пробыла в Нью-Йорке уже две недели – обосновавшись в доме с темными окнами, заканчивала последние приготовления, начиняла крышечки. В запасе две недели. Хватит собирать истории, материала уже более чем достаточно. Но останавливаться она не желала. Ей хотелось разыскать всех до единого, пусть это и невозможно, потому что будут появляться все новые.

Библиотекарша перешла на шепот, хоть ни в зале, ни во всей библиотеке никого больше не было, они сидели одни среди полупустых полок. Это не кто-то из родителей, продолжала она. Это ребенок.

Маргарет встрепенулась. За все эти годы ей ни разу еще не довелось поговорить с ребенком, которого забрали из семьи. За детьми сжигали все мосты: другие города, другие семьи, другие имена. У родных оставалась лишь пустота и боль на их месте. Те немногие, кого удалось разыскать, были недосягаемы, их новые дома и новые жизни неприступны, словно крепости. Те, кого забрали в раннем детстве, зачастую совсем не помнили ни прошлой жизни, ни родных.

Пару месяцев назад она зашла в головное отделение библиотеки, продолжала библиотекарша. Из дома сбежала. Родом из Балтимора. Бойкая девчонка, усмехнулась она. Вломилась туда, словно полицейский. И говорит: помогите найти родителей. А сама стоит, руки в боки, будто сейчас всем устроит разнос. Говорит, сбежала от приемных родителей из Кембриджа, рядом с Гарвардом.

У Маргарет волосы на затылке зашевелились. Кембридж, отозвалась она эхом. А лет ей сколько?

Тринадцать. Мы пытаемся разузнать как можно больше. Она кочевала с места на место, а по адресу, который она назвала, никто не живет.

Можно мне с ней поговорить? У Маргарет заколотилось сердце. Где она?

Библиотекарша уставилась на Маргарет испытующе. Настала минута, которую Маргарет хорошо знала, когда решают, можно ли ей доверять, и если да, то насколько. Впустить ли ее в свою жизнь, широко ли распахнуть перед ней двери.

Одна чаша весов перевесила.

Она в одном из филиалов, сказала библиотекарша. Могу вам адрес дать. Мы прячем девочку то тут, то там, ищем для нее постоянное место.

И наконец Маргарет ее увидела. Девочка, сидит на коврике скрестив ноги, карие глазищи как две звезды.

Маргарет, повторила девочка, услышав имя, так вы та самая Маргарет Мяо?

И в наступившем неловком молчании Сэди улыбнулась.

Я стихи ваши знаю, сказала она. И Чижа знаю.

По заказу правительства провели исследование: как выяснилось, дети до двенадцати лет, разлученные с родителями, не могут найти дорогу домой самостоятельно. Детей старше двенадцати лет обычно отправляли в государственный приют, а тех, кто младше, отдавали в приемные семьи. Сэди было одиннадцать, когда ее забрали.

Ее перебрасывали из семьи в семью, с места на место: Западная Виргиния, Эри, Бостон – все дальше и дальше, будто пытались сбить с орбиты. Из первой приемной семьи она позвонила на свой старый номер – отключен. Она отправляла письмо за письмом, аккуратно выводила шариковой ручкой индекс, клеила марки, украденные у вторых приемных родителей. Ответа не было, но Сэди не теряла надежды – может быть, ответ пришел на адрес прежней приемной семьи, может быть, целая череда писем от родителей тянется за ней, словно хвост за воздушным змеем, всегда на шаг позади. Наконец в Кембридже, в третьей по счету приемной семье, одно из ее писем вернулось с пометкой: адресат выбыл.

Поехали со мной, предлагала она Чижу, но в итоге поехала одна.

На перекладных – двумя автобусами и поездом – добралась она до Балтимора на деньги, украденные из бумажника приемного отца; адрес был впечатан ей в память, хоть мамино лицо уже начало забываться. Все здесь знакомо, будто из сна: соседские тюльпаны, ярко-розовые на зеленом, неизменное жужжанье газонокосилки в летнем воздухе. Та самая картина, за которую она так крепко держалась последние два года.

Но когда Сэди взбежала на крыльцо, дверь оказалась заперта. На ее стук вышла белая женщина, незнакомая. Доброе лицо, светло-русые волосы собраны в узел. Нет, милая, такие здесь не живут.

Сюда она переехала полгода назад. Нет, она не знает, кто здесь жил до нее. Чем-нибудь помочь? Позвонить кому-нибудь?

Сэди бросилась прочь.