Пропавший без вести (Америка)

Я стою на площадке электрического трамвая — в совершенной неуверенности относительно моего места в этом мире, в этом городе, в моей семье. Даже приблизительно не мог бы я указать, какие мои притязания хоть в каком-нибудь направлении можно счесть обоснованными. И уж вовсе не сумел бы я объяснить, по какому праву стою сейчас на этой вот площадке, уцепившись за петлю, влекомый неведомо куда движением вагона, а люди на улице расступаются, давая трамваю дорогу, либо просто тихо идут по тротуарам или мирно разглядывают витрины. Никто, правда, и не требует от меня объяснений, но это не важно.

Трамвай приближается к остановке, девушка встала у двери, готовясь сойти. Я вижу ее до того отчетливо, будто только что всю ощупал. Одета она в черное, складки юбки почти недвижны, на ней тугая блузка с белым, в мелкую петельку, кружевным воротничком, левой рукой она оперлась о стену, в правой держит зонтик, уткнув его во вторую ступеньку сверху. Лицо смуглое, нос, поначалу тонкий и прямой, заканчивается плотной округлой шишечкой. У нее густые каштановые волосы, несколько волосков строптиво закручиваются кудряшками над правым виском. Маленькое ушко аккуратно прильнуло к головке, но, поскольку я стою совсем рядом, я вижу всю тыльную сторону правой мочки и тень на ушной раковине.

Я тогда спросил себя: как это устроено, что она сама себе не изумляется, плотно сомкнула губы и ни о чем таком не спросит?

Отказ [8]

Когда, повстречав красивую девушку, я прошу ее: «Будь так добра, пойдем со мной!» — а она молча проходит мимо, этим она как бы говорит:

«Ты не герцог с победно-звонкой фамилией, не широкоплечий американец с осанкой индейца, с дивным разлетом твердо посаженных глаз, со смуглой кожей, омытой ветрами саванн и водами рек, бегущих к саваннам, ты не странствовал к Великим озерам и по ним, таинственным, далеким, раскинувшимся неведомо где. Так с какой стати, скажи на милость, мне, красивой девушке, с тобой идти?»

«Но ты забываешь — тебя тоже не катит по переулку плавно покачивающийся автомобиль, и что-то я не вижу затянутых в парадные костюмы кавалеров твоей свиты, что, благоговейно осыпая тебя хвалами и почестями, следуют за своей госпожой строгим почтительным полукругом; твои груди аккуратно упрятаны под корсетом, но твои ноги и бедра с лихвой вознаграждают тело за эту вынужденную стесненность; на тебе плиссированное платье из тафты, какие, спору нет, весьма радовали нас еще прошлой осенью, но сейчас, в такой-то старомодной хламиде, чему ты улыбаешься?»

«Что ж, мы оба правы, и чтобы не убеждаться в этом окончательно и бесповоротно, не лучше ли будет отправиться домой — каждому поодиночке?»

В назидание наездникам [9]

Если подумать, ничто не должно соблазнять вас жаждать победы в скачках. Слава лучшего наездника страны обуревает вас с первыми звуками оркестра столь непомерной гордыней, что наутро неизбежен острый приступ раскаяния.

От зависти соперников, людей хитрых и весьма влиятельных, вам должно быть почти физически больно в узком финишном створе, куда вы врываетесь после привольного простора скакового поля, на котором так быстро оказались в гордом одиночестве, если не считать нескольких отставших седоков, что, прильнув к гривам лошадей, крохотными точками где-то позади вас тоже мчались к краю горизонта.

Многие из ваших друзей спешат забрать свой выигрыш и едва успевают крикнуть вам от далеких окошек букмекеров свое торопливое «ура»; лучшие же из них поставили вовсе не на вашу лошадь, ибо не хотели в случае проигрыша на вас сердиться, а теперь, поскольку ваша лошадь пришла первой, в досаде отворачиваются, когда вы гарцуете мимо, и предпочитают рассеянно оглядывать ряды трибун.

Конкуренты позади вас, надменно держась в седле, стараются не замечать виновника постигшей их неудачи и этой необъяснимой, чудовищной несправедливости; они напускают на себя бодрый вид, словно настоящие скачки еще впереди, а эта, прошедшая, только так, пустяки и детские шалости.

Многие из дам находят победителя смешным, уж больно он пыжится, а самому-то явно не по себе от нескончаемых рукопожатий, приветствий, от необходимости то и дело кланяться и кому-то махать рукой, в то время как побежденные, сурово сомкнув уста, легонько похлопывают по шеям своих разгоряченных, похрапывающих лошадей.

Вдобавок ко всему с помутневшего неба начинает сеять противный мелкий дождь.

Окно на улицу [10]