Здесь немало проституток всех возрастов. Крашеной блондинке, продающей мороженое в ларьке, уже под шестьдесят. Она помнит времена до официального запрещения проституции. А крошке Майе всего девять лет. Но зарабатывает она больше толстой блондинки. «Какое милое и воспитанное дитя!» — говорят о ней обитатели Розенгаде. Вежливо кланяясь посетителям некоего заведения, она придерживает перед ними парадную дверь. У Майи такие лучистые глаза! Иногда у нее бывают эпилептические припадки.
Могенсен со всеми приветливо здоровался. Он всегда бывал замкнут и нисколько не интересовался жизнью улицы. Это был джентльмен до мозга костей. С достоинством шествовал он по тротуару в своем поношенном пальто, в дырявых башмаках и с загадочным портфелем под мышкой. И всех встречных он торжественно приветствовал, приподнимая старенькую замасленную шляпу. Хоть он и сутулился, был близорук и довольно неопрятен, но зато преисполнен спокойствия и сознания собственного достоинства.
Речь у него была особенная, и в разговоре он употреблял выражения, непонятные фру Меллер и другим обитателям улицы. Но ничего другого о нем безусловно нельзя было сказать.
Вот почему фру Меллер даже и мысли не допускала, чтобы Могенсен мог совершить какое-нибудь противозаконное деяние и после этого скрыться. А что касается пятнадцати крон, которые он остался должен ей за квартиру, то это никоим образом не могло быть причиной исчезновения Могенсена. Ему не раз и прежде случалось просрочить взнос за квартиру, и даже не за один, а за два месяца. И если фру Меллер сообщила в полицию об исчезновении Могенсена, то это вовсе не из-за денег. Нет, она не таковская. Ее нельзя упрекнуть в бесчеловечности. Хотя, конечно, в денежных делах необходим порядок, потому что ведь всем надо жить. А пятнадцать крон — сумма немалая.
Как-то она сказала Могенсену:
— Я знаю, Могенсен, что вы порядочный человек. Вы не захотите меня обжулить. Я ни чуточки не волнуюсь за свои пятнадцать крои.
Могенсен отвечал, что ей, разумеется, нечего волноваться:
— Эта сумма, фру Меллер, будет вам уплачена на будущей неделе.
И если потом они все же немного поссорились, то лишь потому, что у Могенсена вдруг оказалось много денег. А значит, думала фру Меллер, у него не было уже оснований тянуть с уплатой долга. Тем более что Могенсен тратил свои деньги самым легкомысленным и безрассудным образом. Если за один вечер он способен буквально
— Очень жаль, фру Меллер, что мы не можем с вами договориться. Я ведь членораздельно заявил вам: на
Тем не менее фру Меллер горько сетовала на его безрассудную расточительность, и тогда Могенсен бросил ей в ответ суровые и обидные слова:
— Вы — жалкое существо, фру Меллер! Такой человек, как я, не опустится до того, чтобы пререкаться с вами. Я в высшей степени презираю вас!
Слова эти услышали соседи, раздался смех. А фру Ольсен, торговавшая мороженым, даже закричала:
— Так ее, Могенсен! Крой ее хорошенько!
Подумать только, ей наговорили таких ужасных вещей в ее собственной квартире! Это были последние слова, которые фру Меллер услышала от Могенсена.
На следующее утро он исчез. Странная пирушка, на которую Могенсен потратил столько денег, явилась как бы прощальным ужином.
Глава
4Десятого октября — на следующий день после того, как фру Амстед сообщила в полицию об исчезновении своего мужа, — на Амагерском полигоне была сделана потрясающая находка.
Солдат, участвовавший в артиллерийских стрельбах на полигоне, обнаружил страшные останки человека, буквально разорванного на куски.
Солдат этот был послан вместе с другими на поиски неразорвавшегося снаряда, который мог представлять большую опасность, если бы па него случайно набрели посторонние лица.
Невдалеке от того места, где Кальвебодская плотина упирается в Амагер, солдат наткнулся на большую яму, словно образовавшуюся в результате взрыва. К своему ужасу, он нашел там клочья одежды и окровавленные человеческие останки, как бы рассеянные во все стороны вокруг воронки.
Об этом немедленно дали знать в полицию, которая принялась вместе с военными специалистами по взрывчатым веществам за самое тщательное расследование.
Удалось установить, что взрыв отличался необычайной силой. А если его никто не услышал и не увидел, то, очевидно, потому, что как раз в это время происходили артиллерийские стрельбы из орудий крупного калибра. Грохот взрыва, очевидно, приняли за орудийный выстрел или разрыв снаряда.
Зрелище, представившееся чиновникам полиции, было так ужасно, что даже вечерние выпуски газет — и те сочли за благо воздержаться от описания подробностей.
Эксперты установили, что пострадавший был весь обложен динамитом; взрывчатка была напихана в карманы, шляпу, ботинки и т. д. Даже во рту у него был динамит.