— Да, в те дни кругом стреляли. Как раз в сочельник. «Мир на земле и в человецех благоволение» — так ведь должно быть под рождество. Да, оставила я малыша у соседей, а сама помчалась в город. Идти было далеко: мы жили тогда на северной окраине Берлина. К центру меня не пропустили. «Стой! Ни с места! Стрелять буду!» Кругом серые каски… Тут я все поняла… Кайзеровский генерал и его войска хотели задушить правду простых людей. Этой правды господа страшились как огня. Я места себе не находила — так боялась за Вильгельма. Ведь он был там, куда стреляли пушки. Я тогда была совсем молодая. Я молилась и плакала. Лучше бы я осыпала этих негодяев проклятиями. Но они просчитались. Они хотели выкурить матросов из Манежа, а им это не удалось. Орудия грохотали по всему городу. И это всколыхнуло рабочих. Раз господа нарушают «мир на земле», то и рабочие не дадут себя в обиду. Со всех сторон к центру города потянулись колонны. Их не задержишь окриком: «Стой! Стрелять буду!» И они разогнали белую банду. Вот как мы были тогда сильны! Если бы нам и потом быть такими же сильными! Если бы… Я одной из первых прибежала в Манеж. Кругом были измученные, усталые люди. У многих на голове — окровавленные повязки. Все ликовали: выстояли! Но у меня в душе росла тревога: я нигде не могла найти Вильгельма. Сотни людей сновали взад и вперед. Они подбирали брошенное врагами оружие и раздавали его бойцам. Но Манеж-то огромный. Вы только поглядите на него. А дворец и того больше был. Может, Вильгельм во дворце? Как-никак он же командир. Но я и там его не нашла. Наконец я решилась спросить одного из матросов. Он ничего не ответил, только печально взглянул на меня. И я поняла: Вильгельма нет в живых. Меня повели во двор. Там, на носилках, под брезентом, лежали убитые. Я потребовала, чтобы мне показали Вильгельма. Я не плакала. Я словно окаменела от горя. Казалось, Вильгельм просто уснул — так спокойно он лежал. Только очень бледный был. Я долго-долго стояла так. Они всё хотели меня увести. А потом я упала… После мне рассказали, что пуля настигла Вильгельма на мосту. Он пополз навстречу врагу: хотел гранатой накрыть их пулемет. Кажется, он добился своего, но враги тоже умели целиться. Товарищи вынесли его с моста. Однако было уже поздно… И вот с тех пор прошло уже больше полувека…
Лето. Жара. Трое стоят на мосту, под которым течет река Шпрее.
Рядом со входом в Манеж они увидели мемориальную доску. Бабушка вынула из своей сумки еще один букет и протянула Марине.
— Положи его вон туда, около мемориальной доски. В память о твоем деде. В память о всех, кто здесь погиб в то время.
Андре прочитал надпись: «В дни революции 1918 года здесь пали смертью храбрых бойцы Народного морского дивизиона». Мальчик пожалел, что у него нет с собой букета.
Молча пересекли они широкую площадь. Андре оглянулся. Под ослепительно ярким солнцем стоял Манеж. Как крепость.
— Что-то сильно сегодня припекает! Хорошо бы полакомиться мороженым, — вдруг предложила бабушка.
Андре удивленно посмотрел на нее. Мороженое?
Бабушка ускорила шаг.
На Унтер-ден-Линден они отыскали кафе на открытом воздухе. Мороженое там было превосходное.
Когда бабушка отошла от столика, Андре сказал:
— Мы должны вернуть бабушке компас. Позор и чума на голову вора!
— Позор и чума! — повторила Марина.
Это выражение Андре вычитал в книжке про пиратов, и оно ему очень понравилось.
Но сегодня, после того что бабушка рассказала им на мосту через Шпрее, он произнес эти слова как клятву.
Позор вору!
Да, но кто же вор?
НЕ ВИДАВ ВЕЧЕРА, И ХВАЛИТЬСЯ НЕЧЕГО
Стоит ли ехать за город на прогулку, когда ехать не хочется? Надо сказать, в тот день была настоящая воскресная погода. Тетя Лиза радовалась ей — ведь всю неделю она проработала в конторе, в самом центре города. Дядя Пауль любовался лесом, вот только при виде сплетенных сердец и имен, вырезанных на коре деревьев, он приходил в ярость.
Они вкусно пообедали в лесном кафе, и особенно хороши были взбитые сливки, свежие и не слишком приторные. Журчали ручьи в лесу, блестели на солнце озера. В небе кружили птицы. А Андре думал об одном: хоть бы поскорей кончился этот день!..
Он понимал, что платит тете Лизе и дяде Паулю черной неблагодарностью. Ведь они поехали за город ради него: в прошлом году он был в восторге от здешних мест.
И все же у Андре не лежала душа к этой прогулке — он не мог отвлечься от своих забот.