Пропавший лагерь

— Что значит потише? А мне нравится шум! Пугнули из села этих красношеек… И очень хорошо! И не будут к нам лезть, любопытничать. Вот пугнем их еще покрепче, так не будут в нашу местность приезжать. И другим закажут…

— Да как же вы это… уж не очень бы вы… кабы чего хуже не было?

— Ничего, мы не своими руками.

Все это слышала попова работница Глаша, которая потихоньку открыла для вожатого Феди дверь в церковь.

Слушала она, и сердце ее билось — ну-ка поповы дети заглянут в церковь? Или сам поп встанет да пойдет? Да застанет там… Да ударит в набат и заголосит, что в алтаре воры… Быть беде!

Но поповы дети поехали куда-.то верхами, они далеко от церкви. А если поп соберется, так она его опередит, ноги у нее молодые, быстрые.

Так стерегла Глаша сон своих хозяев и дело своих друзей в эту душную, предгрозовую ночь.

Куда поехали поповичи, она не знала. Похоже, в ночное. Но зачем-то вымазались, как цыгане. И почему-то один взял ремённый кучерский кнут, другой — казацкую нагайку, которой их отец засекал волков, гоняясь за хищниками верхом на коне.

Служил он в молодости попом в казацком войске и оттуда привез эту охоту. Недаром его прозвали в народе «лихой поп». Вот и теперь, хотя стал он и рыхл и тучен, как сядет на коня — словно ястреб крылатый, а не поп.

Гикнет, крикнет и пошел. Что за волками гонять, что за конокрадами погнаться — он хоть сейчас готов.

Отчего ему сегодня не спится? Почему он седло проверял и жеребчика в ночное не отправил? Этого Глаша тоже не знала.

Когда она коров доила, видела, как прибежали поповы ребята. Слышала, как торопливо рассказывали отцу что-то про цыган. Может быть, прослышали про конокрадство?

Потому лихой поп и изготовился к погоне? Цыгане — они известные похитчики коней и малых детей… Но лихой поп смеялся, слушая поповичей. А конокрадство — дело страшное, смертоубийственное, тут не до смеху.

Глаша видела, как пойманных конокрадов мужики бьют. За ноги, за руки растянут — и об землю, о сухой бугорок. Так, что все печенки отобьют. А в старину еще страшней — согнут в лесу две тугие березы до земли, привяжут к ним конокрада врастяжку да и отпустят. Разогнутся березы и разорвут человека пополам…

Ой, даже подумать страшно…

И то ведь сказать, конь-то для мужика — главный кормилец. А конокрад хуже отцеубийцы… И когда случается угон коней, тут вся округа на воров ополчается.

В набат бьют, как при пожаре…

Так шла эта ночь…

Тревожно сверкали зарницы, таинственно мигали огоньки в церкви, куда-то ехали на конях поповичи с кнутами и нагайками.

Шли по лесу вместе с милиционером храбрые пионерки.

Мирно спал палаточный лагерь.

Но не спалось лихому попу и его трусоватой попадье.

А в церкви неутомимо действовали вожатый Федя и Боб, увлеченные необыкновенной ночной экскурсией к «святым угодникам».

И вдруг загорланили петухи.

— Ого, третьи петухи поют! — сказал Федя. — Скоро рассветает. Перед рассветом всякая нечистая сила улетучивается. Пора и нам, нечестивцам, исчезнуть!

Погасив луч фонарика, потихоньку выбрались они из церкви и не спеша прошли мимо села, вдоль плетней.

— Знаешь что, — сказал Федя, — пройдем с утра пораньше прямо в коммуну, пока ребята в поле не выехали, расскажем комсомольцам о нашем открытии. Сговоримся, как будем действовать вместе. Да и наших девчонок поскорей в лагерь прогоним с хорошим нагоняем.

Боб, как всегда, молча согласился с вожатым. И они пошли к перевозу.

Знали бы они, где теперь непослушные девчонки!

Далеко ушло звено «Красная швея» и от лагеря и от коммуны «Красный луч». В темном лесу искали они костры самогонщиков. И вот наконец из-за стволов огромных деревьев мелькнул красноватый огонек, один, другой.

Задвигались тени людей.

Завидев зловещие, багровые тени на фоне красноватых огней, милиционер насторожился и расстегнул кобуру нагана.

— Теперь вы убедились, — прошептала Сима.

— Сейчас все выясним… — ответил молодой храбрец и решительно двинулся вперед.

И вдруг конь его звонко заржал.

Тени у огня метнулись, вздыбились, словно собрались бежать.

— Ни с места! — крикнул милиционер, выхватывая наган, и, увидев перед собой бородатого, вымазанного сажей мужика, схватил его за плечо: — Стой, самогонщик!

Девчонки взвизгнули от восторга.

Лесной человек не бросился бежать, не испугался, а спокойно пробасил, опираясь на кочергу.

— Ну, чего шумишь, первый раз видишь, что ли?.. Ну да, как черт, с кочергой… Можно испужаться.

— Прошу не оскорблять при исполнении служебных обязанностей!

— Да ты не шуми, у нас патент. То есть разрешение.

— Какой может быть патент у самогонщиков?!

— Какой, обыкновенный. Сами рубим, сами гоним, сами возим. — И, обернувшись, чумазый гаркнул: — Эй, робя, где там Егор, кличь его сюда с бумагой… Вот тут чего-то милиция шумит!

Милиционер даже попятился — словно из-под земли вдруг выросли и окружили его вместе с пионерками бородатые, кряжистые люди. Все черные, чумазые, только зубы да глаза блестят. И у всех в руках кочерги и лопаты.

— Эге, да вас тут много… — проговорил милиционер, поводя дулом нагана.

— А как же, артель!

— Артель самогонщиков? — возмутился милиционер. — Неслыханное дело!