Римский лагерь был не так уж далеко от поля боя, чтобы они не слышали стонов раненых. Их было так много, что, казалось, стоны разносятся далеко вокруг. Нельзя было сказать наверняка, кто кричал от боли: намдалени, видессианин, истекающий кровью, или казд, корчащийся от стрелы в животе.
— Хороший урок для всех нас, — заметил Горгидас, перед тем как перевязать очередного солдата.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Виридовикс насмешливо.
— В страданиях все мы братья, хотя я желал бы, чтобы мы стали братьями каким-нибудь другим способом.
Он смерил кельта гневным взглядом, словно вызывая его на поединок. Виридовикс первым отвел взгляд. Он потянулся, почесался и сменил тему для разговора.
Скаурус наконец заснул тяжелым беспокойным сном, полным страшных видений. Казалось, с тех пор как он закрыл глаза, не прошло и минуты, а легионер уже тряс его за плечо.
— Прошу прощения, командир, тебя ждут, — сказал солдат.
— А? Что? — пробормотал трибун, протирая заспанные глаза и желая только одного: чтобы солдат убрался к черту и дал ему отдохнуть.
Ответ солдата облил его ледяной водой.
— Командир, с тобой хочет говорить Авшар.
— Что? — Рука Марка машинально сжала рукоять меча. — Хорошо, я сейчас приду.
Он быстро надел полный доспех — никогда не знаешь, какие коварные замыслы таит князь-колдун — и с обнаженным мечом в руке проследовал за легионером через спящий лагерь. Два часовых-катриша появились в темноте за пределами освещенного светом костров круга. У каждого наготове был лук со стрелой.
— Он подъехал на лошади, как гость, которого пригласили на торжество, и спросил тебя по имени, — сказал один из них Скаурусу.
Обычное хладнокровное мужество катриша было уязвлено скорее наглым появлением Авшара, чем страхом перед его магической силой. Но товарищ его относился к делу иначе. Он сказал:
— Мы стреляли несколько раз, господин. Он был так близко, что мы не могли промахнуться, и все же ни одна стрела не задела его.
Глаза солдата широко раскрылись от страха.
— Но мы смогли отогнать ублюдка за пределы полета стрелы, — сказал первый катриш уверенно.
Письмена друидов на галльском мече Марка начали тихо мерцать, но не загорелись ярким огнем, как в день поединка с Авшаром. Однако они все еще предупреждали его в колдовстве. Бесстрашный, как тигр, играющий с мышкой, князь-колдун внезапно появился из темноты. Неподвижно, как статуя, он сидел на своем черном скакуне.
— Червяки! Они меня «отогнали»! Вам не выгнать и червей из кучи дерьма!
Первый катриш пробормотал проклятие и прицелился в Авшара Скаурус удержал его:
— Не трать стрел понапрасну. Я думаю, его латы заколдованы.
— Ты прав, повелитель тараканов, — сказал Авшар, резко повернув голову. — Но что это я так неучтив с человеком, которому хочу вернуть кое-что из его имущества. Я нашел это на поле битвы.
Даже если бы Марк не знал характера своего врага, едкий юмор, прозвучавший в его голосе, должен был сказать ему, что подарок колдуна — особого свойства. Он из тех, что приносят радость дарящему, но отнюдь не принимающему. И все же у Скауруса не было возможности отказаться. Пришлось играть в игру Авшара до конца.
— Какую цену ты просишь за него? — спросил он.
— Цена? О, никакой. Как я уже сказал, эта вещь принадлежит тебе. Возьми — и не благодари.
Князь-колдун склонился к тому, что лежало на седле, и бросил это в трибуна. Предмет еще летел в воздухе, когда он повернул своего жеребца и ускакал Марк и часовые в страхе отшатнулись в сторожу, опасаясь колдовской ловушки или какого-нибудь трюка. Но подарок колдуна спокойно упал на землю у противоположной стороны палисада и покатился к ногам трибуна.
Теперь ужасная шутка Авшара стала ясна. На Скауруса остекленевшими глазами глядела голова Маврикиоса Гавраса. Черты лица все еще искажала агония. Часовые снова пустили стрелы в колдуна, но это было бесполезно. Его дьявольский смех без слов сказал им, что стрелы опять не достигли цели.
Гай Филипп, наделенный безошибочным даром чуять беду, уже спешил к ним. Он был одет только в плащ и шлем, а обнаженный меч сжимал в руке. Центурион почти споткнулся о подарок Авшара и, узнав в чем дело, побледнел.
— Как она попала сюда? — спросил он.
Марк объяснил, вернее, попытался это сделать. Он сбивался с мысли каждый раз, когда опускал голову и видел мертвые глаза Императора. Центурион выслушал его и зарычал:
— Пусть проклятый колдун хвастается своим трофеем. Но в конце концов он за все заплатит, вот увидишь. А это (он отдал Маврикиосу прощальную честь) мы уже знаем. Вместо того, чтобы тратить время, пугая нас, Авшар мог бы покончить с Туризином. Но он дает Гаврасу возможность уйти, к тому же, с доброй частью армии.
Гай Филипп был прав. Пока Туризин Гаврас жив — у Видессоса оставался вождь, а после этой катастрофы Империи нужны все бойцы, которых можно собрать. Мысли трибуна вернулись к утру этого дня. Ему хотелось бы избавиться от воспоминаний о мертвом поле у Марагхи.
Дисциплина легионеров снова сыграла свою роль. Полная победа оставила каздов в таком же беспорядке, как и их врагов.