Пропавший легион. Император для легиона

Намдалени были мастерами и побеждали йордов в ближнем бою, каморы уравнивали их в скорости. Но видессиане, которые составляли костяк имперской кавалерии, не могли сокрушить врага вблизи или сразиться с ним на расстоянии.

Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее конники Маврикиоса стали отступать к неготовым еще фортификационным сооружениям.

Марк услышал победные крики преследовавших их йордов. Отступавшие кавалеристы не могли войти в ворота лагеря, где столпились видессиане и наемники. Возникла давка. Враги с криками и гиканьем посылали стрелу за стрелой в удобные мишени. Солдаты медленно валились с седел, раненые лошади дико ржали и разбегались в разные стороны, еще более усиливая хаос у ворот.

Хуже всего было то, что в сумерках и неразберихе никто не мог отличить каморов от наездников Йорда. Несколько десятков вражеских воинов незамеченными ворвались в лагерь и начали убивать всех, кто попадался им под руку. Вскоре их уничтожили, но потрясенный Скавр увидел, как один йорд, зарубив трех солдат-пехотинцев, взвился на лошади, перемахнул метровый палисад и исчез в темноте. Каморы тоже погибали – их по ошибке принимали за кочевников-йордов. Один из каморов, увидев, как убивают его товарищей, с саблей бросился на видессиан с явным желанием отомстить за смерть своих соплеменников. Война внутри императорской армии стала такой же реальной опасностью, как и война с внешним врагом.

Позднее Марк слышал, как Фостис Апокавкос говорил об этой ужасной ночи: «Я лучше сразу умру, чем еще раз пройду через такой кошмар».

Из гордого, уверенного в себе войска, которое выступило из Видессоса, армия превратилась в первые вечерние часы этого дня в запуганную толпу, прятавшуюся за неуклюжими баррикадами, которые были единственным, что еще кое-как спасало их от когтей безжалостного врага. Если бы йорды продолжали атаковать видессиан, они бы сломали их, как сухие веточки. Но кочевники побоялись нападать на защищенный лагерь. Угроза поражения отступила, и постепенно Император опять начал собирать своих воинов в кулак. Казалось, он одновременно находился в тысяче мест, всюду мелькали его позолоченные доспехи и красные императорские сапоги. Он пинал ногами ленивцев и приказывал им бежать к палисаду. Его положение было сейчас незавидным, но Император был настоящим воином, он не привык сдаваться без борьбы.

Когда Маврикиос подошел к той части лагеря, где стояли римляне, нечто вроде одобрения мелькнуло на его усталом лице.

– Очень аккуратно, – похвалил он Скавра. – Ров, частокол, насыпь, да и вода тоже, как я вижу. Как на учениях. В твоих солдатах силен боевой дух.

– В достаточной мере, Ваше Величество, – ответил Марк.

– Нет нужды хвастаться этим, – заметил Виридовикс. – У этих римлян слишком толстая кожа, чтобы они могли испытывать страх.

Гай Филипп по привычке вспыхнул, но Император жестом остановил его.

– Спокойно, спокойно, в такую ночь, как эта, лучше не ссориться, даже если на то и есть причина. Видит Фос – я говорю правду.

Даже красные отблески походных костров не окрашивали его лица. В дрожащем свете огня он выглядел бледным и постаревшим. Плечи его согнулись под тяжким бременем. Он повернулся и ушел проверять другой отряд.

Брат императора Туризин тоже занимался инспекцией, однако он разговаривал с растерянными солдатами в своем, более прямом стиле.

– Ты, болван! Клянусь Фосом, я еще не встречал такого разгильдяя! – услышал Марк его крики недалеко от того места, где он стоял. – Дай мне этот лук, ты, бесполезный кусок дерьма.

Зазвенела тетива. Туризин выругался – он промахнулся. Он снова пустил стрелу. Где-то в темноте заржала в агонии лошадь.

– Вот так-то, – сказал Севастократор. – Вот так надо это делать!

Странно, но Ортайяс Сфранцез тоже помогал сплотить армию. Он бродил по лагерю, декламируя разную чушь:

– Умные солдаты – а я назову вас скорее философами, чем воинами, – вы должны показать варварам, что их желание одолеть вас бесплодно.

Или:

– Души Йорда обречены, и у них нет второй жизни. Их тела так же уязвимы, как наши. Их легко сбросить в пучину смерти.

Это зрелище было, вероятно, до ужаса нелепым. Солдаты улыбались, слушая величественные тирады своего командира, а в такое время на их лицах нечасто можно было увидеть улыбку. Более того, несмотря на то что Ортайяс предавался длиннейшим рассуждениям, говорил он правду, и те, кто его слушал, в общем, не могли с ним не согласиться.

Среди солдат ходили и жрецы, молясь вместе с ними и повторяя клятву верности Видессосу.

Никому в эту ночь не было дела до ереси намдалени или до претензий васпуракан на первородство. Перед лицом смертельной опасности каждый понимал необходимость сплочения.

Язычники-каморы наравне со всеми произносили слова присяги. Жрецы не подходили к кочевникам, но они клялись чиновникам Маврикиоса. И то, что они после роковой стычки у ворот давали эту присягу не сразу, убедило Марка в том, что слово их было крепко. Если бы они задумали предательство, они клялись бы без раздумий, чтобы обман был более достоверным.