Пропавший легион. Император для легиона

Они медленно возвратились в лагерь, каждый знал, что скоро расстанется надолго с друзьями, и был погружен в свою думу. Дикие крики, доносившиеся из-за городских стен, вторгались в их мысли. Вопли в городе производят такое впечатление, что за стенами кипит бунт, а не празднество, горько подумал трибун и мысленно проклял Сфранцезов за то решение, которое вынужден был принять.

Часовые провожали своих офицеров взглядами, солдаты таращились на них, когда те проходили мимо.

– Черт бы тебя побрал! – рявкнул на одного из них Виридовикс. – У меня еще не отросла вторая голова и красных перьев на роже не появилось, так что нечего пялиться, как на чудище!

Вспышка кельта оказалась в этот раз весьма кстати – легионеры вернулись к ужину, разговорам и игре в кости.

– Я вас покину, мне нужно еще помочь раненым, хотя методы мои грубы и несовершенны, – сказал Горгидас.

К большому своему неудовольствию, он все еще лечил раны и болезни настойками и мазями, шинами для переломов и повязками. Нейпос уверял, что у грека есть все необходимые качества, чтобы выучиться видессианскому искусству исцеления, но пока что усилия врача были бесплодны. Скавр подозревал, что это было одной из причин, побудившей его остаться в Видессосе.

Квинт Глабрио последовал за врачом и сказал ему что-то так тихо, что Скавр не смог расслышать слов, но увидел, как грек утвердительно склонил голову.

Кто-то вытащил бурдюк с вином. Виридовикс потянул носом и двинулся вперед, притянутый пряным запахом так же верно, как железный гвоздь магнитом.

Хелвис спала, когда трибун скользнул в палатку. Он коснулся ее щеки, жена шевельнулась, потом медленно, чтобы не разбудить Мальрика и Дости, поднялась с постели.

– Уже поздно, – сказала она, протирая глаза. – Что тебе нужно, Марк?

Скавр коротко рассказал Хелвис о плане ее брата. Она не произнесла ни слова, пока трибун говорил о встрече с намдалени, и, только когда он закончил, спросила:

– Что ты будешь делать?

Вопрос был задан безразличным голосом, но за сдержанностью Хелвис трибун легко угадал напряжение, с которым она ждала ответа.

– Я пойду с ними, – сказал Марк. Причины его поступка не имели сейчас значения. Даже в темноте он увидел, как широко раскрылись ее глаза.

– Ты пойдешь? Мы пойдем? – Хелвис неловко улыбнулась. Она ожидала отрицательного ответа и готова была взорваться. Затем, забыв о спящих детях, громко и счастливо рассмеялась, обвила руками шею Скавра и поцеловала его в губы.

Радость ее не улучшила настроения Марка. Он все еще был подавлен принятым решением, и ее счастье только усилило сомнения, одолевавшие его. Сияющая Хелвис не замечала сумрачного настроения трибуна.

– Когда мы двинемся в путь? – спросила она, тут же со свойственной ей практичностью переходя к делу.

– Я полагаю, дня через три, – неохотно ответил Марк. Названный им срок делал грядущее событие болезненно реальным.

Мальрик проснулся и сердито сказал:

– Вы слишком много говорите. Я хочу спать.

Хелвис подхватила его и прижала к себе.

– Мы много говорим, потому что счастливы. Мы скоро поедем домой.

Слова ее ничего не сказали малышу, родившемуся в Видессосе и не представлявшему жизни вне походного лагеря.

– Как мы можем вернуться «домой»? – спросил он. – Ведь мы уже дома.

– Интересно, как ты объяснишь ему это противоречие? – улыбнулся трибун.

– Цыц, – сказала Хелвис, качая на руках сонного малыша. – Благодарение Фосу, он скоро узнает, что значит это слово на самом деле. И спасибо тебе, милый, за то, что ты дашь ему эту возможность. Я так люблю тебя за это.

Скавр кивнул. Даже приняв решение, он все еще боролся с собой, и похвала показалась ему незаслуженной.

Рано утром трибуна разбудил шум. Он с трудом раскрыл слипающиеся глаза, выругался и резко вскочил с постели. Первой ему в голову пришла мысль, что солдаты узнали о его решении уходить в Намдален. Он быстро накинул плащ и вышел из палатки. Хаос в лагере легко мог превратиться в мятеж.

Вместо того чтобы стоять, как обычно, на утренней поверке перед своими палатками, легионеры, оживленно переговариваясь, сгрудились у западных ворот лагеря, вглядываясь в даль и указывая куда-то вверх, за палисад. Солдаты стояли стеной, и трибуну понадобилось несколько минут, чтобы пробиться в передние ряды. Но даже оказавшись там, он все же не понял, что произошло, что так взбудоражило римлян. Кажется, ничего особенного не видно…

Кто-то тронул его за плечо. Глаза легионера светились от радости, а крепкое скуластое лицо расплылось в улыбке:

– Вот это зрелище! А? Любо-дорого поглядеть!

Марк прищурил глаза, пытаясь понять, что же он проглядел. Впереди высилась насыпь Туризина, за ней были видны фортификационные укрепления города, мощные и молчаливые, как всегда.

Молчаливые… Безлюдные! – сообразил наконец трибун. На удивление тихими и заброшенными казались высокие двойные стены города в первых лучах рассвета – на них не было ни одного защитника. Марк чувствовал, что лицо его расплывается в глупой улыбке, но поделать с этим ничего не мог. Ему показалось, что он глотнул хорошего вина.