Пропавший легион

— Вы уже успели познакомиться с нашими ммлями, — сказала она, а затем, как и опасался трибун, вернулась к прежней теме. — Чем же отличается ваша музыка от нашей?

Скаурус невольно скорчил гримасу. О римской музыке он знал совсем немного, а о местной — еще меньше. Хуже всего было то, что его запас видессианских слов, вполне приемлемый для бесед о казарме, имел большие бреши по части таких вещей, как музыка Наконец он сказал:

— Ну, мы играем так.

И изобразил флейту.

Хелвис назвала этот инструмент по-своему.

— У нас тоже есть нечто подобное. А еще?

— Мы дергаем за струны вместо того, чтобы водить по ним вон той штукой.

— Это смычок, — подсказала Хелвис.

— И еще я никогда не видел ничего похожего на ту высокую коробку, по которой стучат пальцами музыканты.

Она удивленно подняла брови.

— У вас нет клавикордов? Как странно!

— Он всего два дня в городе, дорогая, а ты уже мучаешь его разговорами о клавикордах?

Офицер дворцовой охраны обнял Хелвис с фамильярностью, говорившей о том, что они знали друг друга не один год.

— Меня никто не мучил, — начал было Скаурус, но Хемонд (это был он) только фыркнул:

— Не надо, дружище, я же все понимаю! Ей только дай поговорить о музыке, и это будет длиться вечно. Пойдем, любимая, — сказал он Хелвис, — ты должна попробовать жареных креветок. Невероятно вкусно. И он заранее облизнулся.

Марк допил вино одним большим глотком. Разговор его не порадовал. Впрочем, если Хелвис и Хемонд женаты, то ему нечего и думать об этом… И все же… Она показалась такой дружелюбной и ненавязчивой, такой открытой… И она была так прекрасна.

Многие намдалени выбривают волосы на затылке от уха до уха, чтобы шлем легче сидел на голове. На редкость безобразный обычай, — решил трибун и почему-то почувствовал себя немного лучше.

Через несколько минут пришли Сфранцез и Туризин. Вероятно, их прибытие было сигналом. Слуги тут же подбежали к столам, убрали вино и закуски, а вместо них расставили длинные обеденные столы и высокие прямые позолоченные стулья для гостей. Они работали с ловкостью, говорившей о большой практике, отшлифовавшей все их движения, и только закончили устанавливать первый длинный стол, как лакей провозгласил:

— Его Высочество Севастократор Туризин Гаврас и высокорожденная госпожа Комитта Рангаве! Ее Высочество Принцесса Алипия Гавра! — Затем, как и полагалось по этикету — Его Императорское Величество Автократор Маврикиос Гаврас!

Марк ожидал, что сейчас весь зал повалится на пол, и уже приготовился вызвать у окружающих шок своим поведением. Но так как этот банкет был церемонией скорее светской, чем официальной, мужчины только поклонились, а дамы сделали реверанс.

Дама Туризина Гавраса была красавица с кожей оливкового цвета и блестящими черными глазами — вполне под стать горячему Севастократору. Она безусловно затмевала Принцессу Алипию, единственную дочь Маврикиоса от его давно умершей жены. Ее высокое происхождение было, вероятно, причиной тому, что Алипия все еще не была замужем: или она считалась слишком ценной политической картой для того, чтобы разыграть ее только один раз. Принцесса была красива, но ничем не походила на ослепительных дам Видессоса. Ее внимание, казалось, было направлено куда-то в глубину, в себя, и она шла по залу, не замечая людей, кишевших вокруг нее.

Она, но не ее отец.

— Вы все тут торчали и набивали себе животы, в то время как я был занят делами, — загудел он. — А ведь я тоже голоден!

Скаурус думал, что римлян посадят вместе с прочими наемниками, но слуга-евнух повел его за другой стол.

— Это торжество устроено в вашу честь, и было бы только правильно посадить вас рядом с Императором.

Так как познания Марка по части видессианского этикета были весьма скудными, он предпочел бы уклониться от этой чести, но непоколебимый слуга добился своего и мягко, но настойчиво провел его к столу. Так что вместо того, чтобы оказаться среди солдат, Марк увидел вокруг себя компанию благородных дворян и послов, аккредитованных при дворе Видессоса. Стулья с прямыми спинками оказались неудобными, как он и догадывался. Марк огляделся по сторонам. Он сидел между маленьким тщедушным человечком, с которым разговаривал Горгидас, и высоким худым мужчиной, который казался видессианином в одежде халога. Он представился как Катаколон Кекамнеос. Решив, что это видессианское имя, трибун спросил:

— Вы из Видессоса, не правда ли?

— Нет, это не так, — ответил Кекамнеос, произнося слова со старинным акцентом. — Я посол Его Величества Короля Сиреолиса из Агдера. Кстати говоря, по рождению он выше, чем большинство дворян в этом жалком городе.

Человек из Агдера надменно посмотрел вокруг, как бы проверяя, осмелится ли кто-нибудь возражать ему. Посол говорил с редкой для этого города прямотой, но как большинство северян, он был немногословен и после каждой фразы погружался в мрачное молчание.

Второй сосед Марка толкнул его в бок.