— Ах, Нью-Йорк, Нью-Йорк... Что ж, замечательно. — Тим вдруг испугался, что она возьмет его за руку, но женщина лишь легонько похлопала по ней. — Мы с мужем как-то раз славно провели уикенд в Нью-Йорке, а было это... Да, девять лет назад. Мы ходили на «Les Mis», потом ходили на «Кошек». У вас, ньюйоркцев, никогда не кончаются дела и места, где можно хорошо провести время, да? Это, наверное, как жить в муравейнике — всюду муравьи, муравьи, муравьи, и все бегут, бегут... — Отстав от Тима, она потянулась к руке Филипа. — Немного робеете, да? Вы бы удивились, узнав, сколько наших гостей чувствуют то же, что и вы сейчас. Но в ту минуту, когда вы подойдете и поговорите со своей покойной супругой, вы тут же почувствуете, как ваши робость и застенчивость пройдут.
Миссис Брофи опустила ладонь на локоть Филипа и повела его по проходу меж рядами пустых кресел. Тим преданно последовал за ними.
— Ну, видите, мистер Андерхилл? Ваша женушка смотрится так покойно и красиво, будто желает, чтобы именно такой вы ее и запомнили.
Филип опустил взгляд на подкрашенное изваяние в гробу. Тим сделал то же. Нэнси умерла сразу после своего рождения, подумал он.
Сдавленным голосом Филип произнес:
— Спасибо вам за все...
— Если хотите совета человека достаточно опытного в подобных делах, — Джойс Брофи шептала почти в самое ухо Филипа, — то велите этому симпатичному юноше, вашему сыну, полагаю, подойти и попрощаться с мамой, потому что, поверьте мне, если он упустит этот шанс, другого уже не представится никогда, и он будет вспоминать и жалеть всю оставшуюся жизнь.
— Отличный совет, — сказал Филип.
Дружески похлопав Филипа по запястью, она энергично удалилась.
— Марк, это последняя возможность повидаться с матерью, — проговорил Филип через плечо, не оборачиваясь.
В ответ Марк пробурчал что-то неприветливое.
— Ради этого мы здесь с тобой, сын. — Филип повернулся лицом к Марку, голос его был низким и спокойным — Джимбо, ты волен подойти сюда либо вообще не подходить, но Марк должен попрощаться со своей матерью.
Оба мальчика поднялись, стараясь глядеть куда угодно, только не на гроб, затем неуклюже двинулись к проходу. На полпути Марк посмотрел прямо на мать, тут же отвел взгляд, сглотнул и оглянулся. Джимбо что-то ему шепнул и присел на крайний в ряду стул. Когда Марк с каменным лицом замер у гроба, Филип кивнул ему, как показалось Тиму, с одобрением педагога послушному ученику. Лишь мгновение отец и сын оставались вместе у тела матери, потом Филип легко опустил руку на плечо Марка, затем убрал ее и, не бросив прощального взгляда, отошел в сторону, к Тиму. В молчаливом согласии двое мужчин вернулись к тому месту, где остановились, когда вошли сюда, — к полированному столику с разложенными на нем карточками. Какие-то люди появились в комнате.
Джимбо медленно поднялся со стула, прошел по проходу и встал рядом с другом.
— Бедный мальчик, — мягко проговорил Филип. — Такой удар.
— Ты пережил не меньше, — сказал Тим Встретив вопросительный взгляд Филипа, он продолжил — Когда обнаружил тело. Когда нашел Нэнси.
— Тело Нэнси я увидел уже укрытым, когда его выносили из дома.
— А кто ж тогда... — Страшная догадка окала горло Тима
— Ее нашел Марк. Вернувшись домой бог знает откуда, зашел в ванную — она была там. Позвонил мне, я велел ему вызвать службу спасения и выйти из дома. К моему приезду ее грузили в «скорую».
— О нет... — выдохнул Тим
Он посмотрел вперед, вдоль прохода меж стульев, где, заключенный в кокон нечитаемых дум, мальчик стоял перед гробом своей матери.
На следующий после грустных похорон день внушительное количество соседей — много больше, чем ожидал увидеть Тим, — сидели либо стояли в доме Филипа с безалкогольными напитками в руках. (По крайней мере большинство были с безалкогольными напитками. С момента приезда на поминки отец Джимбо, Джеки Монэген, чья цветущая жизнерадостная физиономия казалась трафаретом лица его сына, приобрел тусклый блеск в глазах и багровый румянец — и скорей всего, виной тому не печальный повод встречи, а содержимое фляжки, оттопыривавшей карман его брюк. Тим заметил, как двое других гостей потихоньку удалялись из комнаты в компании старины Джеки.)
Мать Джимбо, Марго Монэген, поразила Тима заявлением, что читала одну из его книг. Еще более она поразила его своей красотой. Ни грамма косметики не было на ее лице. Марго напоминала ему одновременно двух-трех знаменитых киноактрис и в то же время абсолютно не походила ни на одну из них. Она выглядела как кинозвезда, в дверь которой вы позвонили и застали ее врасплох в свободный от съемок день. Странное дело — ни один из присутствовавших в комнате мужчин не обращал на нее никакого внимания. Во всяком случае, они вели себя так, словно знали о каком-то ее скрытом уродстве и жалели ее.