Когда мы проезжали мимо красивого, в викторианском стиле, дома Арнольда Трурайта на Лоблолли-роуд, Том беседовал с Францем Полхаусом по мобильному телефону. Все просто, говорил он. Я был настолько убежден в том, что дом на Мичиган-стрит имеет отношение к исчезновению Марка, что мы просмотрели списки собственников и поехали взглянуть на хозяина И что бы вы думали — он как две капли воды похож на того типа с фоторобота загадочного Ронни! Достаточное основание, не правда ли, сержант Полхаус?
По-видимому, сержант согласился.
— Богатых людей арестовывают не так, как бедных, — сказал Том. — Немало часов надо убить, чтобы соблюсти все формальности. Но его все равно возьмут. Придут сюда с ордером на обыск и перетряхнут дом. Ллойд-Джордж уедет отсюда в наручниках. Неважно, как громко и о чем будет вопить его адвокат, Ронни непременно арестуют, составят протокол и предъявят обвинение как минимум в двух убийствах, в зависимости от того, что и в каком количестве найдут в его доме. Под залог его не выпустят. Ваша профессорша Биллинджер наверняка опознает в нем человека, виденного ею в парке Шермана, и рано или поздно полиция обнаружит человеческие останки. Как бы мне хотелось, чтобы именно для таких случаев государство сохранило смертный приговор! Что ж, несмотря ни на что, благодаря нам с тобой мистер Ллойд-Джордж проведет остаток жизни в одиночке. Если его не убьют в тюрьме, что, скорее всего, и произойдет.
— Жаль, Марк не видит всего этого, — сказал я. — Знаешь, у меня такое чувство... Я сейчас готов пробежать марафонскую дистанцию или перепрыгнуть дом. Что сказал сержант?
— Сержант пообещал держать меня в курсе. Он должен позвонить после того, как Ллойд-Джордж пройдет процедуру допроса, и дать знать, если в результате обыска обнаружатся какие-либо улики. Судя по внешнему виду этого парня, они найдут достаточно, чтобы предъявить ему обвинения.
— Почему ты так решил?
— Слишком уж он самоуверенно держится, вот почему. Держу пари — Джозеф Калиндар был его кумиром. Вот почему он купил дом на Мичиган-стрит. И еще я уверен, что где-то в этом доме, в чулане, на чердаке — в каком-то подобном месте, — он устроил алтарь Джозефу Калиндару.
Том увидел выражение моего лица, подался ко мне и похлопал по колену.
— Ты не против, если я попрошу тебя остановиться в центре?
Весь обратный путь по Истен-Шор-драйв у меня перед глазами стояло лицо Рональда Ллойд-Джонса. Миля за милей катились назад, но потрясение, которое я испытал от встречи с ним, не ослабевало. Он улыбался, он называл меня «сэр» и размышлял, насколько достоверна моя «легенда». Он был безгранично любезен и мил Он до смерти напугал меня. Поскольку для очень многих людей, я даже не берусь предположить — скольких, это радостно улыбающееся холеное лицо было последним, что они видели в жизни. Рональд Ллойд-Джонс уполномочил себя провожать их в мир иной и обожал свою работу. Встретившись с этим человеком, я вновь подумал: как хорошо, что Марк сейчас
Как доказательство, или новая уверенность, или что-то в этом роде — Марк удивительным образом явил мне себя, когда я вез Тома к его цели. Цель, как выяснилось, заключалась в том, чтобы приобрести баскский берет и серый «хомбург»[33] в одном из тех редких в Америке мест, где еще можно отыскать подобное. Вычислить серийного убийцу, а следом закупить два причудливых головных убора — это поистине был день Тома Пасмора Мы только подъехали к светофору на углу Орсон и Джефферсон-стрит, прямо напротив скверика, у которого в первый день моего возвращения в Миллхэйвен я увидел Марка и Джимбо. В этот самый момент, за мгновение до того, как загорелся зеленый, и произошло удивительное событие, о котором я говорю, — событие, с того самого момента и до нынешнего времени укрепляющее мой дух.
Итак, разглядывая что-то или просто ведя взглядом вдоль стены ближайшего дома, я случайно обратил внимание на широкое стекло-витрину переполненного «Старбакса». За столиками молодые люди читали газеты или щелкали по клавиатурам своих лэптопов. Первое, что привлекло мое внимание, это лицо сидевшей за одним из столиков у окна молодой женщины, буквально лучившееся сочетанием неземной красоты и неподдельной, истинной доброты.
«В жизни своей, — вдруг зазвучал в моей голове голос, — ты больше никогда не увидишь ничего прекраснее».
От пальцев до плеч по рукам моим будто побежали колючие электрические импульсы. Мальчик — молодой мужчина — тянулся через стол и что-то говорил этой женщине. Я обратил внимание, что на юноше были две торчащие одна из-под другой футболки, как на Марке, прежде чем понял, что
Это была награда Не единственная, но первая. Марк и его «Люси Кливленд», чье настоящее имя я знал, покинули свое