Пропавший в джунглях

Плотная женщина в шортах и лифчике сунула Флинту плакат с увеличенной фотографией, вероятно, того самого Банана Гонсалеса, и надписью наискосок: «Ворюга». Флинт автоматически взял его, оценил этот протестный атрибут с точки зрения оружия, пригодного для нападения или защиты, и оставил при себе.

Вскоре он почувствовал, что стиснут толпой со всех сторон, стал каплей в потоке, системной монадой, которую несет по течению вне зависимости от ее желания. Через пару минут Флинт оказался на площади, под завязку набитой людьми. Всюду мелькали плакаты и транспаранты. Стоял непрерывный гул, сквозь который пробивались отдельные выкрики и лозунги.

Возле здания муниципалитета в три ряда стояли полицейские в темно-зеленых касках, с металлическими щитами того же цвета. Они нетерпеливо сучили ногами и нарочито поигрывали резиновыми дубинками. Между ними и толпой протянулась загородка, сваренная из арматуры. Народ напирал, полицейские тыкали дубинками в бока особо активных граждан.

Двери суда уже были взломаны. Из окон кричали и размахивали руками какие-то люди.

С боковой улицы на площадь выполз грузовик. В кузове стоял лысый мужчина в черных очках с мегафоном в руках. Рядом с ним находились две девицы с одухотворенными лицами. Они окидывали людей пламенными революционными взорами. Толпа неохотно расступалась, пропускала машину, а потом вновь смыкалась. Грузовик остановился напротив здания муниципалитета, недалеко от полицейского заслона. Оратор приставил ко рту мегафон и начал кричать про низкие зарплаты, высокие налоги, полицейский беспредел и расовую дискриминацию. Мол, кое-кого не мешало бы за все это расстрелять и даже повесить. Народ бурно его поддерживал, потрясая поднятыми кулаками.

Кто-то в центре толпы хриплым, пропитым голосом начал натужно скандировать:

– Долой, долой, долой!

Эта немудреная кричалка, как некая зараза, моментально распространилась по всей площади.

– Долой, долой, долой! – ревела толпа.

«Кого долой, зачем долой? – подумал Флинт, представил себе первомайскую демонстрацию в Москве и усмехнулся. – А если у нас такое начнется? Наш народец просто так не остановишь. Он и Кремлевские стены поломает к чертовой матери!»

На пятачке возле суда стояли телевизионщики с телекамерами. Некая корреспондентка в розовых лосинах бойко брала интервью, тыкала микрофоном с надписью «Си-эн-эн» в кого попало.

Люди говорили ей о своем:

– Мы стремимся к мирным изменениям, чтобы в стране было как дома, спокойно, чтобы были единство, братство, любовь, а страх исчез, чтобы мы могли, не пряча лица, сказать: «Убирайся, не вреди нам больше».

– Я не боюсь, потому что нас большинство и мы можем победить.

– Не хочу, чтобы моя дочь умерла из-за того, что я не смогу купить лекарство.

Флинт, стиснутый толпой, начал читать надписи на плакатах. На них были изложены требования фермеров, угольных шахтеров, работников муниципальных служб и просто ругательства, адресованные Гонсалесу.

«Какой-то митинг ради самого митинга. Нет внятных требований, но присутствует единый революционный порыв. Они ненавидят свою власть. А кто и где ее любит?»

К краю площади подошли две пожарные машины. В ряды протестующих ударили тугие струи воды. Это возымело некоторый эффект. Толпа стала пятиться, но вскоре одна из пожарных машин почему-то загорелась и струи были перенаправлены на этот внезапно возникший рукотворный пожар.

«Пожарники тушат сами себя. Нарочно не придумаешь», – подумал Флинт.

Он поддался магии возбужденной толпы, влился в ее атмосферу, стал ее частью. Его охватило злое веселье, которое призывало к активному действию.

Он сам не понял, как оказался совсем рядом с муниципалитетом, с полицейским заслоном. Кто-то упорно подталкивал его в спину. Флинт, не оглядываясь, врезал локтем в физиономию невидимому активисту и, вероятно, сломал ему челюсть. По крайней мере, толчки прекратились, сзади послышалась невнятная ругань человека с испорченной дикцией.

Внезапно в толпу клином вонзилась группа парней в одинаковых красных майках. Они упорно продвигались к зданию муниципалитета.

– Это переодетые контрас! – раздались крики. – Их наняли правые. Бей гадов!

Завязалась драка.

Перед Флинтом возникли несколько парней с искаженными злобой лицами. Те самые, в красных майках. Он увернулся от удара и тут же отвесил неприятелю плакатом в нос, второму врезал стопой в коленную чашечку, третий с разворота получил в висок палкой от плаката. Глотов хорошо обучил своих подопечных рукопашному бою в стесненных условиях. Флинт непрерывно наносил удары по болевым точкам своих противников, сумел приостановить их продвижение и вдруг услышал автоматные очереди. Стреляли поверх голов.

– Национальная гвардия! – раздался истошный крик.

В полицейский заслон полетели камни и зажигательные шутихи. Раздалась еще одна автоматная очередь. На сей раз она ударила прямо по толпе. Послышались проклятья и крики раненых.