Пропажа государственной важности

— Разумеется, ваше высокопревосходительство. Однако ж не возьмусь судить, как некоторые статьи конвенции воспримет будущая администрация, когда президент Джонсон оставит свой пост, а наш искренний друг — господин Сьюард — перестанет исполнять обязанности госсекретаря.

— Подобные гарантии не даст и Господь Бог. Угроза канадским владениям англичан родилась не сегодня, и, согласитесь, исходила не от нас. Достаточно вспомнить Крымскую войну, когда британский флот угрожал Ново-Архангельску[4] и захватывал наши торговые корабли, — саркастически усмехнулся Горчаков.

— Еще со времен войны за независимость, англичане находят для себя угрозу в самом существовании Североамериканских Штатов. Дружба же с Россией только усиливает озабоченность британского кабинета. Да и доктрина покойного президента Монро[5] говорит в пользу этого. Теперь же, когда парламент в Лондоне ратифицирует Акт о Британской Северной Америке, Канада обретет самостоятельность и станет, по сути, отдельным государством, — многозначительно заметил посланник.

— Но тесно связанным с Британией, — князь предостерегающе поднял вверх указательный палец. — Внешняя политика Канады останется всецело зависимой от Лондона. Впрочем, довольно об этом, — его неприятно удивила английская многоходовка с канадской независимостью, а еще более он досадовал на суждения собеседника.

Сама личность Стекля вызывала неудовольствие потомка Рюрика и черниговских князей Горчакова. Сын австрийского посланника в Константинополе и дочери переводчика русской миссии — итальянца на царской службе, он был сомнительным иностранным выскочкой в глазах вице-канцлера. И вместо того, чтобы пустить корни в России, продукт сего брака женился на американке. «Можно только догадываться, чьи интересы он изволит представлять в Вашингтоне», — недоверчиво глядя на Стекля, морщил лоб Горчаков. Назначение подобного человека посланником, произошедшее волею слепого случая, было не по нутру князю. Ему было также невдомек, за какие заслуги тот удостоился августейшего покровительства брата царя.

Великий князь Константин Николаевич сделал Стекля ключевой фигурой в сделке по продаже Аляски, что не могло не уязвлять министра, не одобрявшего в душе эту противную национальным интересам и традициям аферу. Еще более угнетала князя его собственная покладистость и боязнь перечить царю, как и его не в меру амбициозному брату. Конечно, роль Горчакова в Министерстве была неизмеримо выше, нежели у его предшественника, графа Нессельроде, руководившего лишь аппаратом МИДа и неукоснительно исполнявшего предписания покойного императора. Тем не менее и его свобода в принятии решений по тому или иному международному вопросу имела известные границы, которые он не смел преступить. — «Ладно и то, что удалось сыграть на уязвленных чувствах государя[6] и подписать эту секретную антианглийскую конвенцию. Хотя и сам факт продажи Аляски на сторону идет в пику Лондону», — размышлял вице-канцлер, наблюдая украдкой за Стеклем.

— Военно-морские демонстрации и перемещения североамериканских войск вдоль пределов британских владений, — наставительно произнес князь, — должны проистекать с регулярностью, подтвержденной конвенцией, — постучал пальцем по невидимому тексту министр. — А коли американское правительство, расплатившись с нами, прекратит исполнение ее тайных статей, намекните Сьюарду, что мы откажемся от приобретения у них принадлежностей для железных дорог и расторгнем контракты на сооружение рельсовых и паровозостроительных заводов в Риге, Курске и на юге империи. Окромя того, переговоры по линии Военного министерства о покупке патента на производство винтовки Бердана и револьвера Кольта будут приостановлены. Доведите это до ушей их посланника Клея. Между прочим, он здесь, на приеме.

— Приложу все усердие, дабы в точности исполнить предписания вашего высокопревосходительства, — деланно подобрался Стекль.

— Полагаюсь на вашу опытность, Эдуард Андреич, — Горчаков живо поднялся и, опершись ладонями о стол, с холодной вежливостью бросил: — Как только подписанный государем договор вкупе с конвенцией окажутся у меня для контрасигнации[7], я извещу ваше превосходительство, — сдержанно улыбаясь и поглядывая в окно, князь поспешил свернуть ставшую докучать ему аудиенцию. После ухода Стекля в кабинет постучался тайный советник Гумберт — правая рука министра и его доверенное лицо.

— Прибыли Валуев с Тютчевым в сопровождении неизвестного мне чиновника правоведа. Поговаривают, он — протеже министра внутренних дел.

— А что госпожа Акинфиева? — глаза князя сверкнули из-под очков.

— Надежда Сергеевна чудесно справляется с ролью хозяйки приема, а прибывший с Валуевым молодой чиновник не отходит от нее ни на шаг, — с игравшей на губах ухмылкой, вполголоса сообщил Гумберт.

— Надин умеет кружить головы, — с философской грустью заметил Горчаков, успевший познать на собственной шкуре колдовство чар мадам Акинфиевой, доводившейся ему внучатой племянницей[8] и любовницей по совместительству.