Пропажа свидетеля

– Он не любил писать письма. Говорил, что это тоже предрассудок. Уехал в экспедицию куда-то в Якутию. Я потеряла с ним связь и с год ничего не знала о нем.

– И вы решили выйти замуж за другого?

– Да… В прошлом году.

– А с Зуевым вы давно знакомы?

– Давно. Раньше, чем с Калгановым.

– Он что, в Красном жил?

– Нет, он в райцентре жил. Работал экспедитором торговой базы. Часто приезжал к нам. Потом перешел в лесничество. Мы поженились, жили у меня, при школе. Но тут приехал Калганов, познакомился с Ингой… И мне в отместку стал крутить любовь у всех на глазах. Инга понимала это, и ненавидит меня.

– А вы любили Калганова?

– Да.

– Зачем же вышли за Зуева?

– Куда же деваться? Деревня, глушь… Четыре года одна прожила, и никакой надежды…

– А Зуев знал о вашей связи?

– Конечно. Когда приехал Калганов, он стал меня ревновать.

– Скандалил?

– Всякое было. Из-за этого и ушел сюда и меня увез. Говорил – временно. Мол, подыщем что-нибудь получше – переедем, станешь опять работать.

– Понятно. А теперь скажите, что было в ту ночь?

Настя опять всхлипнула. Потом с минуту молчала, подавляя в себе приступы плача. И заговорила ровным голосом:

– Дня за три до этого Калганов с Кончугой заезжали к нам. Вели мирные застольные разговоры… А на другой день все уехали. Ивана вызвали в район, а Калганов с Кончугой подались в тайгу.

– И что ж? Зуев спокойно поехал в район? Он же знал, что Калганов остался поблизости.

– Знал… Предупреждал меня, что нагрянет… Я его успокоила. Говорила, что возврата к прошлому не будет. Ну… и все в таком плане…

Она вдруг попросила:

– Дайте мне папироску.

– Вы ж не курите!

– Бросила. Когда-то курила… С Калгановым.

– Пожалуйста! – Коньков протянул ей пачку.

Она затянулась раза два глубоко и жадно, потом продолжила рассказ:

– В тот же день, по отъезде, Калганов пришел ко мне и стал меня уговаривать уехать с ним. Я заплакала, говорю ему – поздно! А он свое – я, мол, все понял, что был свиньей… Что не может без меня жить… – Она вдруг часто стала всхлипывать, и плечи ее затряслись, потом опять пересилила себя. – Мы встречались с ним. И в ту, последнюю ночь я согласилась с ним уехать. Вот только, говорю, Зуев приедет. Стыдно бежать как ворам.

– Значит, были в ту ночь у него в лагере?

– Была… Он отправил куда-то Кончугу… Уже под утро он проводил меня лесом до пожни. Мы расстались, как нам казалось, ненадолго. Он пошел к себе в лагерь, а я домой. Подхожу к дому, смотрю – дверь в сени растворена и собака лежит на пороге. У меня ноги подкосились, я поняла, что дома Иван. Я хорошо помнила, что закрывала дверь на замок и ключ положила в условленном месте, где мы обычно прячем его. Смотрю на этот черный дверной проем и не могу шага ступить. Оперлась о забор и чую, что сердце готово разорваться… Тут выбежал Иван, растрепанный, с бешеными глазами. И слова не дал мне выговорить – ударил в висок. Я упала. Он стал бить меня ногами и скверно ругался… И вдруг на реке раздался выстрел. Иван словно остолбенел, поглядел туда со страшным испугом. Потом сказал мне: если скажешь кому, что я был ночью здесь, убью. И бросился бежать к реке.

Она опять сделала несколько глубоких затяжек и потом сказала:

– Я еле встала… Отдышалась немного. И пошла туда, в лагерь. Сердце мое билось и ныло нестерпимо вот здесь, – указала она на ключицу. – Я чуяла недоброе. Пришла в лагерь – там пусто. Вышла на косу и увидела его, убитого… Вот все, что я знаю…

– Спасибо, Настя! – Коньков положил на ее руку свою ладонь и слегка пожал пальцы. – Спасибо!

– Вы сейчас арестуете Ивана? – спросила она.

– Ни в коем случае! И прошу вас ничего об этом не говорить. Мы едем на облаву. Благодарю вас! – Коньков первым вышел из пристроя.

В горнице за столом сидели Кончуга и Зуев. Зуев был насторожен и спросил:

– Ну, что будем делать?

– Настя успокоилась… Так что давайте собираться на охоту.

– Да мы готовы! – с заметным облегчением сказал Зуев. – Вы бы поели да выпили.

– А я это сделаю в дороге. Поехали! – сказал Коньков.

18

Лодки Зуева и Кончуги еще засветло дошли до Медвежьего ключа. Тут, на песчаной косе в самом устье ключа, поджидал их рослый бородач с двумя рыжими широкогрудыми амурскими лайками. Это был егерь Путятин; поначалу Коньков не узнал его – он стоял в разосканных под самый пах яловых сапогах, в брезентовом плаще нараспашку и в башлыке с опущенным накомарником.

Он откинул с лица накомарник и степенно поздоровался со спутниками Конькова.

– Вы прямо к ужину угодили, на готовое, – гудел он, добродушно посмеиваясь. – Значит, удачливые.

– Тигр-то не убежал? – спросил Коньков.

– Охотники Дункая сказали, что здесь, в распадке. Значит, от нас не уйдет.

– Вы его что, на привязи держите? – спросил Коньков Дункая.

– Я бы привязал, да ремня лишнего нет, – отшучивался Семен. – Брючной тоненький – ненадежный. Вот у тебя надежный ремень – милицейский. Может, уступишь?

– Э, нет! – усмехнулся Коньков. – Когда идешь на тигра, ремень нужно туже затягивать. Не то штаны спадут.

– А где же ваш ужин? – спросил Кончуга. – Я озябла, понимаешь.

– Там, на берегу ключа, – махнул егерь рукой. – Там и палатки стоят.