Прописные истины

Аркадий Филиппович помогал ему в поисках, но действовал по-своему. Он внимательно осматривал салон, пытаясь представить, куда можно было положить журнал. Когда этот путь ничего не дал, он слегка изменил тактику. Теперь он пытался представить не место хранения журнала, а различные ситуации, возникающие в «колоколе», и действия людей, о которых знал по рассказам их товарищей. Ему пришла в голову мысль: «А если кто-то из них лег спать, а потом проснулся и ему нужно было что-то записать…» Он еще не представил ситуацию полностью, а его взгляд уже уткнулся в прямоугольник откидной койки. Несколько неторопливых шагов — и он опустил койку. Из-под надувной подушки выглядывала полоска пластмассы. Он приподнял подушку и увидел лабораторный журнал.

Слава кинулся к нему, закричал:

— Я же говорил, что найдем! Видите? А вы не верили!

Он быстро перевернул несколько страниц, просматривая их почти на лету, и остановился на предпоследней записи, где Косинчук рассказывал о первом посещении пещер и о своем намерении отправиться туда вторично. Теперь он знал, где искать товарищей.

— Поспешим!

Слава взглянул на Аркадия Филипповича и с удивлением увидел, что тот не спешит, а продолжает осматривать салон.

«Он так обрадовался, будто уже нашел их, — думал следователь. — И он так спешит, словно прошло пять, а не пятьдесят часов. Хотел бы я иметь хоть часть его надежды…»

Он тяжело вздохнул и пошел к выходу из салона, который теперь служил и входом в подводную лодку. Ломило поясницу, с непривычки было трудно дышать.

Подводная лодка отчалила от «колокола» и взяла курс к пещерам. Теперь у моряков были надежные ориентиры.

Слава сидел рядом с Аркадием Филипповичем, держа в руках лабораторный журнал. Многое стало ясным, он уже не мог напускной веселостью защититься от грустных мыслей. Он боялся вызывать в памяти лицо Валерия и думал: «Всякий раз, когда нарушается равновесие в неживой природе, что-то обязательно случается и в мире живых существ. Когда в воздух выбрасывается бензинный перегар или дым химических комбинатов, а в воду рек и морей спускаются отходы предприятий, это не проходит бесследно для микробов или насекомых, для рыб или людей. Впрочем, «или» можно употребить лишь условно, потому что микробы и люди, рыбы и насекомые связаны одной нуклеиново-белковой цепью. «Или» означает лишь выбор начала — образование нового штамма микробов, вымирание вида насекомого, гибель динозавров, появление октопуса сапиенса. И как бы очередное «или» не оказалось последней каплей, которая ведет к трагедии гомо сапиенса, если когда-нибудь мы, сея зерна, не сможем предугадать всходов и по началу процесса не определим его конец…

XXIV

Коридор то сужался, то расширялся. Казалось, что он пульсирует, как набухшая вена, ведущая прямо к чьему-то сердцу. Валерий заметил по сторонам несколько площадок искусственного происхождения. В других условиях он бы осмотрел их подробнее, но сейчас было не до того. Мудрец исчез из поля видимости. Валерий ожидал любых сюрпризов. Приходилось все время быть начеку. К тому же он постоянно чувствовал чужое пристальное внимание, попытки сломить его волю. Словно бы холодные щупальца пытались заползти в его мозг, порыться в его памяти и найти там то, с помощью чего можно управлять Валерием, как автоматом. К счастью, эти щупальца были недостаточно могучими: сильнее человеческой воли, когда она бездействовала, и слабее ее, если она просыпалась и направлялась против них. Они могли заползать сквозь череп в подкорку и даже кору больших полушарий, если человек ничего не подозревал о них, но становились бессильными, если человек заслонялся своей волей, как щитом…

Валерий увидел еще одну площадку, на которой громоздился неуклюжий аппарат. В памяти нашлось что-то похожее на него, но что именно и как оно называется, Валерий вспомнить не мог. Впереди маячил вход в новую пещеру. Возле него, как страж, дежурил Мудрец.

«С дороги!» — мысленно приказал Валерий.

«А ты помнишь, что тебя ожидает?»

«Помню все. С дороги!»

«Ну что же, входи…»

Пол и стены огромной пещеры были словно выстелены серыми комочками, а посредине, как жертвенник, возвышался контейнер. Пещера была таких колоссальных размеров, что Валерий не мог увидеть, где она кончается. И всюду — с потолка, со стен — гроздьями свисали осьминоги, обмывая серые комочки струями из воронок.

«Да это же осьминожьи яйца. Но сколько их? Миллиарды? Биллионы?» — Валерий подумал: «Двух-трех таких потомств хватит, чтобы заполнить все реки, озера, моря и океаны. Впрочем, им не хватит и такого пространства…»

Он услышал: «Видишь, сколько помощников будет у людей».

«И всем им понадобятся новые контейнеры? — угрюмо спросил он. — Мы производим много контейнеров, но на всех вас не хватит».

«Вы произведете еще. Вы будете трудиться для нас, торговать с нами. Вы нам — контейнеры, мы вам — рыбу и водоросли. Ты знаешь, что мы умеем передвигаться и по суше, захватив с собой запас морской воды. Вы тоже так делаете, только приспособились больше…»