Проповедь гуманитария (СИ)

Сознательную жизнь Алексей начал в возрасте шести лет, именно тогда у него появились первые осознанные воспоминания. До этого детство своё он помнил лишь в отдельных эпизодах. Неясными и затуманенными были эти отрывки: то его братья Стив и Том, нещадно колотящие мальчика, то пьяный отец, отмечающий успешную поимку мутировавшей дичи зельем, выменянным у бабушки Агаты, то мама, прижимающая его к себе, а между воспоминаниями оставался сплошной туман и темнота.

Света в трущобах не было, хотя при этом он видел всё, а про солнце впервые услышал от матери. Этим словом, с маленькой буквы, обозначалась центральная звезда любой системы.

Передвигаться приходилось преимущественно на четвереньках, если не попадались обширные пространства вроде того, где находилось их место обитания, впрочем, он и не думал, что можно как-то иначе ходить в этих бесконечных туннелях и лабиринтах.

Подземелья представляли собой огромную сеть ходов, опоясывающих всю планету. Когда-то это были городские улицы со своей системой коммуникаций. Здания уносились ввысь, дорожное полотно следовало за ними, но после очередной войны вместо восстановления архитектуры в прежнем виде, поверх этого слоя просто надстроили новый. Впрочем, к чему все эти термины — мальчику они были непонятны, а, значит, какой-то особой важности не несли: нужную информацию объясняли более простыми словами, а чаще всего и вовсе без слов.

Отец с братьями охотились на крыс и ящериц, что было не так уж и просто, ведь крысы — чрезвычайно опасные, тяжёлые и проворные существа; ящерицы же вырастали и того больше.

Иногда они спускались к затопленным помещениям, где ловили сомов в четыре раза длиннее мальчика и в два раза толще его. Пока отец с братьями отсутствовали, они с мамой собирали съедобные грибы и слизняков, плели корзины, обувь и одежду из высохших травинок, то и дело здесь и там пробивавшихся из-под железных плит. Руки родительницы, привыкшие к куда более тонкой работе, огрубели, но по ним всё ещё было видно, что линии силовых полей зданий ложились бы в них намного лучше стеблей.

Их семья принадлежала к банде Толстого Сэма, состоявшей из двадцати пяти человек, которому отец отдавал значительную часть добычи. Такое положение сложилось после того, как внезапно скончался старый жрец, с кем их семья по какой-то причине дружила. Новый же лекарь оказался только у этого бандита, и волей-неволей пришлось подчиняться. Остальное они обменивали у старика Кулуна на разные предметы с поверхности, хотя часть трофеев папа всё же успевал прятать и пропивал втайне от всех.

Мама часто рассказывала Алексею сказки о зданиях до небес, летательных аппаратах, местах, где еда сама идёт к человеку, планетах, светилах и бесстрашных людях, меж них летающих. Мальчик часто думал об этих предметах, но никак не мог представить себе их, хотя звёзды он видел. Один раз, когда они отошли от мест проживания очень далеко, ребёнок ходил возле лагеря и наткнулся на провал, откуда он смог рассмотреть маленькие белые точки.

В редкие моменты он спрашивал маму о том, почему, если верхний мир настолько прекрасен, они не живут в нём, на что та или отмалчивалась, или говорила:

— Вырастешь, Алёша, поймёшь, вырастешь, поймешь.

— Но вы же никому не делали зла? Вы жили там? Почему вы ушли? Вас выгнали? Кто это совершил? Зачем?

— Да, там много плохих людей. Трущобы — жестокий мир, но не злой, он не идёт ни в какое сравнение с происходящим наверху. Стоит высунуть нос, как тебя схватят просто за то, что раньше никогда не видели и в голове не стоит чип слежения.

Отцу эти рассказы не нравились, он всё время ходил и ворчал:

— Нечего парню голову дурить, пора бы и делом заняться.

И они с мамой шли плести корзины или собирать улиток, и она продолжала рассказывать ему истории о верхнем мире.

Отец кроме себя считал всех козлами, бездельниками, завистниками, из-за которых у него ничего не получается, поэтому так и заявил Алексею:

— Вот что сыно-оык — сказал он, я завтра иду на охо-оык ту, и значит, беру тебя-оык с собой.

Он опять напился и теперь ничего не соображал.

На слова мамы о возрасте он проорал:

— А ты воо-оык ще молчи женщина, мне лучше видно, до-оык рос он или не дорос-оык! А ну-ка подберите-ка ему-оык палку, чтоб дичь бил и всякую другую… оык!

Братья переглянулись, но спорить с отцом, особенно пьяным, никто не посмел.

Томас произнёс:

— Ну что стоишь, рот разинул, пошли.

И они отправились искать Алексею оружие.

На свою первую охоту мальчик шёл очень гордым, ведь теперь он будет одним из повелителей подземелий, тех, кто может без особого труда выследить и убить любого здешнего обитателя. Осознание этого кружилось у него в голове и не оставляло ни на мгновенье, не было ни секунды, чтобы он не думал о том, как гордо прошествует перед мамой, держа в руке нанизанную на палку добычу. Хотя папа сначала не хотел его брать, но решил «начать приучать этого дармоеда к делу, не мужское это занятие — вести хозяйство». Поэтому-то и взяли.