Проповедник

– Поскольку органический материал не сохранился, сказать трудно, но на костях имеется несколько царапин, которые могут указывать на то, что их подвергали такому же обращению.

– А причина их смерти?

– Та же, что у немки. Вдавленные прямо у шеи кости совпадают с повреждениями, возникающими при удушении.

По ходу разговора Мартин быстро записывал.

– Можешь дать мне еще что-нибудь интересное?

– Только то, что скелеты, вероятно, были закопаны, на них есть остатки земли, из которых мы, возможно, сумеем что-нибудь извлечь при анализе. Но он еще не готов, так что вам придется набраться терпения. На Тане Шмидт и одеяле, на котором она лежала, тоже имелась земля, и мы сравним ее с образцами со скелетов. – Педерсен сделал паузу. – Расследованием руководит Мелльберг?

В его голосе почувствовалось некоторое беспокойство. Мартин украдкой усмехнулся, но смог успокоить его.

– Нет, ответственность возложили на Патрика. Но кому достанется слава, если мы это раскроем, это другой вопрос…

Они оба посмеялись над замечанием Мартина, но этот смех, по крайней мере у Мартина, слегка застрял в горле.

Закончив разговор с Тордом, он пошел и забрал полученный отделением факс, и, когда немного позже на работе появился Патрик, Мартин уже все прочел. Прослушав суммированную информацию, Патрик пришел в столь же подавленное настроение, как он. Дело выливается прямо в какой-то чертов клубок.

⁂

Анна лежала в купальнике на носу яхты, подставив тело под палящие лучи солнца. Дети спали после обеда в каюте, а Густав стоял у руля. Каждый раз, когда нос яхты ударялся о водную поверхность, на Анну брызгали капельки соленой воды, принося чудесную прохладу. Прикрыв глаза, она могла на мгновение забыть о существующих проблемах и убеждать себя в том, что это и есть ее настоящая жизнь.

– Анна, тебя к телефону. – Голос Густава пробудил ее из близкого к медитации состояния.

– Кто там? – Она заслонила от солнца глаза и увидела, что он размахивает ее мобильным телефоном.

– Он не захотел говорить.

Вот, черт. Она сразу сообразила, кто звонит, и с беспокойством, уже начавшим маленькими твердыми узелками ощущаться в животе, осторожно пробралась к Густаву.

– Анна у телефона.

– Кто это, черт возьми, был? – прошипел Лукас.

Анна засомневалась.

– Я же говорила, что собираюсь кататься на яхте с подругой.

– И ты пытаешься внушить мне, что это подруга? – быстро парировал он. – Как его зовут?

– Тебя это не…

– Анна, как его ЗОВУТ?! – перебил ее Лукас.

От звука его голоса в телефоне сопротивление у нее с каждой секундой все больше рушилось.

– Густав аф Клинт, – тихо ответила она.

– Надо же. Страшно подумать, как у тебя там роскошно. – Насмешливый голос стал низким и угрожающим. – Как ты смеешь брать моих детей в отпуск с другим мужчиной?

– Лукас, мы же разведены, – проговорила Анна и прикрыла рукой глаза.

– Ты не хуже меня знаешь, что это ничего не меняет. Ты мать моих детей, и это означает, что мы связаны навсегда. Ты моя, и дети мои.

– Почему же тогда ты пытаешься их у меня отнять?

– Потому что ты неуравновешенная, Анна. У тебя всегда были слабые нервы, и, честно говоря, я не полагаюсь на то, что ты можешь заботиться о моих детях так, как они того заслуживают. Посмотри хотя бы, как вы живете. Ты целыми днями работаешь, а они ходят в садик. Ты считаешь это хорошей жизнью для детей?

– Но я должна работать, Лукас. А как ты собирался решать это, если бы детьми занимался ты? Тебе тоже нужно работать. Кто бы тогда о них заботился?

– Решение есть, Анна, ты знаешь.

– Ты с ума сошел? Чтобы я вернулась к тебе после того, как ты сломал Эмме руку? Не говоря уже обо всем, что ты сделал мне? – Ее голос перешел на фальцет. В тот же миг она инстинктивно почувствовала, что зашла слишком далеко.

– Я не виноват! Это был несчастный случай! Кроме того, если бы ты с таким упорством постоянно не противоречила мне, я бы так часто не выходил из себя!

Это все равно что говорить в пустоту. Бесполезно. Прожив столько лет с Лукасом, Анна знала, что он действительно так думает. Он никогда не бывает виноват. Во всем происходящем всегда виноваты другие. Избивая ее, он каждый раз заставлял ее ощущать вину за то, что она не проявляла достаточной понятливости, достаточной нежности, достаточной покорности.