Прорицание

Феррах взял ее за руку, провел вглубь шатра. Она опустилась на ковер, но он не был уверен, что женщина заметила его позволяющий жест. Ему показалось, что силы просто оставили ее.

- По-прежнему жаждешь смерти? - усмехнулся феррах. - Ты очень скоро найдешь ее, если проделаешь подобное с наббилахом, своим господином.

С низко опущенной головой, поникшими плечами она казалась совсем маленькой и слабой. Откуда же в этой хрупкой юной женщине столько непокорности? Вольные ветры родины, просторы ли зеленых степей пробудили в ней ее независимость? Или пробивался этот росток сквозь гнет столетнего рабства ее недалеких предков? Даже теперь - сникшая, будто надломленная, она непокорна: в неуловимом, но упрямом повороте головы. Ему захотелось протянуть руку и отвести тяжелый каскад русых локонов, скрывающих лицо. Но зачем ей независимость? Любая женщина, как бы горда ни была, должна иметь хозяина. И выполнять свое предназначение. Взамен мужчина даст ей покровительство и защиту. А эта предпочитает смерть. Она вдруг подняла голову и посмотрела на ферраха. И столько неизбывной тоски было в ее глазах, что в бесстрастном лице ферраха что-то дрогнуло. Вот такими станут ее глаза, когда найдут способ сломать ее, погасят огонь протеста. Лишь бессильная ненависть будет тлеть на дне крылатых очей, чтобы безоглядно взорваться однажды. И тогда придет к ней желанная смерть. Но она даже не подозревает, насколько страшная и мучительная... Для этого он заставил ее отказаться сегодня от голодной смерти? Для того чтобы через несколько дней отдать на душевные муки, на беспросветное будущее? Такую тоску в глазах он уже видел однажды - в глазах смертельно раненого животного, когда подходил добить его. А ее - отпустить умирать медленно?

Да ему-то какая забота?! Она идет путем сотен, тысяч! Особенная? Вздор! Но тогда почему он боится преодолеть ничтожное расстояние до нее расстояние вытянутой руки?

Протянув руку, он сжал ее запястье и заставил раскрыть ладонь. Феррах долго всматривался в виньетку линий, не веря тому, что открылось его глазам. Потом вызвал стражу и велел увести женщину. Откинув полог, он смотрел ей вслед. Маленькая и тонкая, как тростинка, она то пропадала во тьме, то возникала снова, выхваченная из мрака светом костров. Феррах поглаживал зудящий шрам на предплечье. Но теперь он был спокоен - колебания и сомнения оставили его. Эта женщина, чужая неприкосновенная собственность, - его судьба и жизнь.

...Он не верил гаданиям. Но над словами гооруни не рассмеялся, что-то не позволило. Может быть, ее темные, печальные глаза. Так глаза у них всегда печальны. Род гооруни настолько низок, что их никогда не используют в качестве домашних рабов, и позором считается взять в наложницы женщину-гооруни, хотя они очень хороши собой. И мужчин, и женщин проклятого богами рода используют на самых тяжелых полевых работах.

Молодая семья, с кем случай так странно свел его, разделяла судьбу сородичей, ничем не выделяясь среди них. В тот памятный день феррах возвращался с конной прогулки. Он давно не брал с собой сопровождающих, как того требовало его положение - устав от неискренних слов, трусливого и льстивого преклонения, он предпочитал одиночество.

Феррах спешился и неторопливо шел краем редких зарослей. Чуть поодаль, на поле, покрытом стрельчатыми всходами маиса, были видны согнутые спины рабов. Сонная истома разливалась в горячем неподвижном воздухе. А потом все произошло в мгновения: ребенок в тростниковой плетенке, змеиная голова над ним и яростное шипение...

У него в руках не было ничего, кроме повода. И он сам не понял, как голой рукой отшвырнул гадину от младенца. Но змея оказалась еще стремительнее - плоская треугольная голова ударила в плечо, и руку прокололо короткой болью. Потом он смутно сознавал, что его окружили люди, кто-то надрезал ранку, высасывал яд вместе с кровью...

Когда наббилаху доложили о случившемся, он немедленно прибыл в дом ферраха. Выслушав доклад лекарей и высказав любимому слуге слова сочувствия, он все же дал волю гневу.

- Как смел ты рисковать своей жизнью! - кричал он. - Ради кого?! Весь их поганый род не стоит твоего ногтя!

И распорядился немедленно казнить мужа и жену вместе с их выродком. Почтительная, но настойчивая просьба ферраха спасла их во второй раз.

- Мой господин! Я и без того раскаиваюсь, что был так неразумно опрометчив. Видно, солнце напекло мне голову. Но прошу моего высокого господина отменить свое распоряжение. Иначе мой поступок выглядит и вовсе глупо.

- Пусть будет по-твоему, - с неудовольствием согласился наббилах. - Но если хочешь наверняка сохранить ничтожные жизни, тебе придется поскорее выздороветь.

Феррах действительно, и сам не понимал своего порыва. А родители ребенка стояли на коленях перед воротами его дома во все дни, пока смерть опаляла ферраха своим дыханием, сухими губами непрерывно шептали слова молитв. Гооруни считались колдунами. И неизвестно, что отвело от ферраха близкую смерть - старания лекарей и их страх казни, умелая и своевременная помощь рабов-гооруни или их молитвы-заклинания.