Пророчества книги Даниила: происхождение, история экзегетики, толкование. Царство святых Всевышнего и мировая история

Обстоятельное обоснование интерпретация «святых Всевышнего» как ангелов, а Сына Человеческого – как архангела Михаила получила в работах Дж. Коллинза228. На материале библейских книг, кумранских свитков и енохианской литературы он демонстрирует, что в подавляющем большинстве случаев в этих текстах под «святыми» подразумеваются именно ангелы229. По его мнению, под «святыми» или «святыми Всевышнего» в книге Даниила также следует понимать ангелов, Сын Человеческий – это архангел Михаил, а «народ святых Всевышнего» – это буквально ‘народ, принадлежащий/относящийся к ангелам’, то есть еврейский народ. Основными аргументами в пользу отождествления Сына Человеческого с архангелом Михаилом является важная роль ангелов в еврейской части книги Даниила и их явления в человеческом облике, заявленная там роль Михаила как эсхатологического избавителя (Дан 12, 1), а также свидетельство кумранского «Свитка войны», согласно которому Бог «возвысит средь божественных (сил) предводительство Михаила, а власть Израиля – над всякой плотью» (1QM 17:7– 8)230. Среди других сторонников аналогичной интерпретации можно назвать К. Роуланда231, Р. Кратца232, К. Ньюсом233, Кл. Коха234. Эта точка зрения встретила возражения со стороны ряда исследователей, продолжающих отстаивать традиционную коллективную интерпретацию Сына Человеческого и святых Всевышнего. Среди авторов полемических работ, посвященных этой теме, можно назвать Ди Леллу235, Дж. Хаселя236, В. Пойфрисса237, А. Гарднер238. Таким образом, центром современной дискуссии относительно понимания образа Сына Человеческого стала полемика между сторонниками коллективной и ангельской интерпретации.

Наконец, следует упомянуть еще одну традицию толкования, менее распространенную в современной библеистике, однако также представляющую определенный интерес. Ее сторонники встраивают Сына Человеческого в круг образов, возникших в результате усиливавшейся в эллинистическом иудаизме тенденции к ипостасизированию отдельных божественных качеств. Эта традиция толкования была заложена немецким исследователем О. Прокшем, который возводил образность книги Даниила к знаменитому видению «подобия славы Господней» в начале книги Иезекииля239. По его предположению автор книги Даниила исходил из того, что Иезекииль видел не божественный престол, а только «подобие Славы Господней», увенчанное «подобием человека» . Это «подобие человека» в книге Даниила становится отдельной божественной ипостасью, представая перед нами как «подобие Сына Человеческого». Впоследствии эта концепция была поддержана А. Фейе240, Ю. Лебрамом241 и некоторыми другими исследователями, также полагавшими, что образ Сына Человеческого происходит из видения Иезекииля и является изображением Славы Господней. Эта версия не получила широкого распространения и заметного обсуждения в научных кругах. Тем не менее, некоторые комментаторы признают возможность ее применения к греческому переводу Септуагинты, где Сын Человеческий в определенном смысле идентифицируется с Ветхим днями242.

Рассмотрев основные трактовки Сына Человеческого в современной науке, мы попытаемся дать им свою оценку и предложить собственную интерпретацию этого образа. Концепция, предполагающая отождествление Сына Человеческого с Мессией, является одной из наиболее древних и достаточно сложно выдвинуть против нее какие-то однозначные аргументы. Можно сказать, что она была оставлена большинством современных исследователей из-за того, что они сочли более убедительными толкования Сына Человеческого как символа еврейского народа или как архангела Михаила, а не из-за недостатков самой этой концепции. Умолчание книги Даниила о фигуре Мессии столь последовательно, что выглядит неслучайным: в качестве получателей царства выступают «святые Всевышнего» (Дан 7, 18), «народ святых Всевышнего» (Дан 7, 27), а единственной личностью, упоминающейся в эсхатологическом контексте, оказывается архангел Михаил (Дан 12, 1). Терминология, которая может быть в некотором смысле определена как мессианская, появляется только в Дан 9, 25–26, где говорится об истории иерусалимских первосвященников – но только в контексте уже прошедшей истории Израиля, а не эсхатологического будущего. В нем автор книги Даниила возлагал надежду исключительно на божественное вмешательство и решение небесного суда, которые должны принести избавление еврейскому народу. Из всего вышесказанного можно заключить, что мессианская интерпретация, скорее всего, была навязана книге Даниила более поздней традицией, для которой явление Мессии было неотъемлемой частью эсхатологического сценария. По этой причине фигуре Сына Человеческого был довольно рано придан мессианский смысл. Исключением здесь оказалась сирийская традиция, которая сохранила оригинальное понимание книги Даниила.