Пророчества книги Даниила: происхождение, история экзегетики, толкование. Царство святых Всевышнего и мировая история

Надо сказать, что аутентичная традиция толкования книги Даниила была малоизвестна за пределами Сирии, да и сирийские христианские авторы постоянно делали уступки господствующей интерпретации, пытаясь совместить ее элементы со своей собственной традицией (Афраат) или давая двойные толкования (Ефрем Сирин). Основными пунктами наиболее распространенной интерпретации книги Даниила стали понимание четырех царств как Вавилона, Персии, Греции и Рима и отождествление Сына Человеческого с Мессией. Эта трактовка возникла еще в дохристианскую эпоху и впоследствии была унаследована и христианством, и раввинистическим иудаизмом. М. Кейси называл эту традицию толкования «западной традицией», таким образом противопоставив ее сирийской традиции, существовавшей на Востоке древнего христианского мира; в дальнейшем мы также будем использовать это определение, несмотря на его некоторую условность. Впервые мессианское толкование фигуры Сына Человеческого возникает в Книге образов, написанной во второй половине I века до н.э. – первой поло, вине I века н.э. В ней Сын Человеческий, как и в книге Даниила, появляется вместе с Ветхим днями (Ен 46); он выступает как предсуществующая небесная личность, прямо именуемая Мессией и наделенная мессианскими качествами (Ен 48; 52, 4). В синоптических Евангелиях Сын Человеческий также отчетливо отождествляется с Мессией – Иисусом Христом. Аллюзия на книгу Даниила особенно очевидна в изложении беседы Иисуса с членами Синедриона: «Иисус сказал: Я; и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных» (Мк 14, 62). Наконец, в Третьей книге Эзры, написанной уже после разрушения Иерусалима, снова появляется образ «Мужа» (3 Ездр 13), отождествляемого с Мессией, явно созданный под непосредственным влиянием Дан 7. Таким образом, мессианское толкование фигуры Сына Человеческого стало общепринятым в еврейской среде уже в I веке н.э. Очевидно, что первые христиане восприняли его уже в готовом виде, сохранив известную им традицию толкования Дан 7.

В это же время становится общепринятым толкование четырех животных как империй Вавилона, Персии, Греции и Рима. Подобное изменение в экзегетической традиции связано с позицией популярной историософии той эпохи – начиная со II века до н.э. в качестве последней мировой империи в ней выступает Рим. Эту концепцию мы находим уже в книге римского историка Эмилия Суры «О возрастах римского народа», который рисует следующую последовательность мировых империй: Ассирия-Мидия-Персия-Македония-Рим. К книге Даниила эту схему применяет уже Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» – золотая голова истукана обозначает Навуходоносора, серебряные грудь и руки – Дария Мидянина и Кира Персидского, медное чрево – Александра Македонского («некий другой властелин, который придет с запада, облаченный в медное вооружение»), а железные ноги – Веспасиана («четвертый в железе и будет властвовать тут навсегда, благодаря самой сущности железа, которое тверже золота, серебра и меди»)[260]. В Откровении Иоанна Богослова мы также находим отождествление четвертого зверя Дан 7 с Римом: великая блудница, символизирующая Вавилон-Рим (метафора, типичная для литературы I века н.э.), восседает на звере, имеющем десять рогов, что снова отсылает нас к видению Даниила.

Таким образом, западная традиция толкования видения Даниила уже в конце I века н.э. господствовала и в иудейских, и в христианских кругах. Толкование четырех металлов и четырех животных как символов Вавилона, Персии, Греции и Рима, а Сына Человеческого – как Иисуса Христа разделяли такие древние авторы как Ипполит Римский, Феодорит Кирский, бл. Иероним. Отождествление Сына Человеческого с Иисусом Христом также проводится у многих авторов, специально не занимавшихся толкованием книги Даниила – Юстина Мученика, Иринея Лионского, Кирилла Александрийского, бл. Августина. Западная традиция господствовала в христианской экзегетике на протяжении всех Средних веков и раннего Нового Времени, вплоть до возникновения научной библеистики, когда она стала подвергаться серьезной критике со стороны исследователей, предпочитавших ей сирийскую традицию толкования. Тем не менее среди консервативных и фундаменталистских комментаторов книги Даниила западная традиция толкования до сих остается наиболее популярной.