Пророчество

Пока что он не знал, как использовать эти наблюдения и к каким выводам можно прийти на их основе. Он вообще плохо представлял, как следует вести себя в гостях у ведьмы. И судя по тому, как держался Шпола, было похоже, что и он не вполне понимает, что происходит и свидетелями чего они с Сергеем являются. Молчала и Олеся, очевидно, считая, что сказала все, что следовало знать незваным гостям.

Но говорила она о вещах, совершенно незнакомых обоим оперативникам – и бывшему, и действующему. Шпола учился в Харькове, в полицейской академии, Горелый – тот вообще пришел в розыск из уличного патруля, закончив потом для проформы школу полиции. Ни тот ни другой не имел ни малейшего представления ни о мифологии, ни об оккультных науках, ни о прочих вещах, не поддающихся рациональному истолкованию и к которым сложно, практически невозможно применить хотя бы одну из статей Уголовного кодекса.

– Значит, сейчас вы пытаетесь убедить нас, что вы якобы наподобие этой… как ее… Пифии можете что-то там предсказывать и эти предсказания сбываются, верно? – После непродолжительной паузы Андрей вновь попытался вернуться к более привычным материям.

– Я не собираюсь никому ничего доказывать, – снова взялась за свое Олеся. – У меня нет необходимости в чем-либо вас убеждать. Вы пришли ко мне. Я могу только догадываться зачем. И говорить обо всем, что увидела, если, конечно, это вас интересует и вы готовы принять мои слова к сведению.

– Может, вы все-таки присядете? – предложил ей Горелый. – А то как-то неудобно.

Олеся молча взяла стул, поставила его таким образом, что по обе стороны от нее оказались свечи, стоявшие на полу, опустилась на сиденье и, как примерная школьница, сложила руки на коленях. Горелому тоже надоело стоять, но мест для сидения больше не было, поэтому он, недолго думая, опустился на корточки и привалился спиной к стене.

– А теперь давайте по порядку, – проговорил он. – Вы давно здесь живете?

– Но разве это имеет значение? – Снова вопрос вместо ответа на вопрос. И без всякого удивления, просто констатация факта.

– Послушайте! – Шпола, словно давая старт собственным мыслям, энергично хлопнул себя обеими ладонями по коленям. – Я не знаю, что и для кого сейчас имеет значение. Мы понятия не имели, кого здесь увидим и что услышим. Вы кормите нас байками, изображаете из себя неведомо что, тогда как у нас есть ряд совершенно конкретных вопросов, на которые мы хотим получить внятные ответы, пусть даже и в такой обстановке. Если вам для того, чтобы четко – повторяю, Олеся, четко! – отвечать, необходимо именно такое освещение – ради бога. Сейчас мы просто беседуем. Но если результат этой беседы меня не удовлетворит, я вызову полицейский наряд, задержу вас и запру в помещении с решетками на окнах. Там и побеседуем – хоть про Пифию, хоть про шмифию. Договорились?

Для того чтобы ответить, Олесе потребовалось не меньше минуты.

– Значит, вы все-таки из полиции, – наконец проговорила она. – Но не оба, а именно вы, Андрей. Вас же Андреем зовут, верно?

– А вы разве до сих пор не поняли, откуда мы?

– Поняла я вот что, и сразу же после звонка женщины, назвавшейся Лидой: звонок этот обернется появлением двоих мужчин. Потом, когда вы вошли и оказались в свете свечей из пчелиного воска, в свете Матери-Пчелы, праматери всех прорицательниц, я увидела: один из вас облечен властью, другой ходит под мечом…

– Под каким еще мечом? – не выдержал Горелый.

– Под мечом судьбы, – спокойно ответила Олеся, отчего ее слова вовсе не стали понятнее. – Я не знала, что это за власть. Власть имеет различные воплощения, она многолика. Ну а теперь вы, Андрей, прямым текстом сообщили мне, какой именно властью вы облечены.

– А сейчас вы, надо полагать, скажете, что полиция и законы этой страны не имеют над такими, как вы, никакой власти, – заметил Шпола.

– Законы существуют. Вернее, не законы, а Закон. Он один – Закон Жизни. Над ним никто не властен. Тот, кто должен умереть, умрет, пусть даже он богат и знаменит. Тот, кто должен его пережить, переживет, пусть даже его замуруют в подземелье без окон и станут морить голодом. Вы, – Олеся неожиданно протянула руку в сторону Шполы, – властны надо мной, потому что я тело. Но вы не властны над собой!

У Горелого слегка помутилось в голове от этого набора слов, которые он не мог переварить, не мог постигнуть их смысл.

– Послушай ты, тело! – вдруг произнес он хамоватым тоном уличного патрульного. – Харэ нам тут мозги полоскать, ладно? Это друг у меня терпеливый, а надо мной, как ты сама сказала, – меч. Что эта хрень означает, потом разберемся. Только, сдается мне, ничего хорошего, так?

– Похоже на то. – Его грубость не выбила Олесю из колеи. – Но мы с вами пока что говорим о вещах, которые не имеют отношения ни к одному из вас. Вы ведь пришли сюда не ради себя, правда? Вас привело ко мне чужое горе. Чужая смерть. Я права?

– Чья смерть? – быстро переспросил Шпола. – И что вы об этом знаете?

– Умер мужчина. Он должен был умереть.

– Почему это «должен»?

– Он был у меня. И я видела над ним тень смерти.

– О ком мы сейчас говорим?