Остальное было делом техники. В одиночку ломиться в квартиру не позволяла инструкция, хотя на нее кое-кто порой поплевывал с высокой колокольни. Тот же Горелый уже давно бы сообразил, как собственноручно скрутить подозреваемого, для него это – игрушки. Впрочем, он в конце концов и доигрался. Но Андрей решил действовать строго в соответствии с предварительной договоренностью: набрал номер Зарудного, доложил, получил надлежащие указания. После этого он занял позицию на скамейке неподалеку от нужного подъезда. В случае чего сорок вторая – на пятом этаже, не выпрыгнешь. Выход на крышу надежно заперт, это Шпола тоже проверил.
Снова взглянул на часы: шестнадцать двадцать пять.
Где же этот спецназ гребаный? Уже двадцать минут прошло!
В этот момент из подъезда выскочил – вернее, пулей вылетел! – молодой парень в расстегнутой кожанке и с сумкой через плечо.
Без шапки.
Даже в жидкой туманной мгле Андрей Шпола узнал того, на кого устраивалась охота.
«Ч-черт! Куда это его вдруг понесло? С какой стати?..»
– Эй! Ну-ка стой! – гаркнул Шпола, поднимаясь со скамейки и делая шаг в сторону беглеца.
Тормознув на мгновение, Бородуля тут же наподдал, перейдя на бег.
– Стоять, тебе сказано! Полиция!
Шпола, уже не скрываясь, рванул наперерез, быстро сокращая расстояние до беглеца. Теперь они двигались уже почти параллельно, их разделяла только здоровенная, неправильной формы лужа.
– Стой, Бородуля! – На ходу Шпола рванул пистолет из кобуры, поднял ствол вверх, готовясь сделать предупредительный выстрел.
Но беглец вдруг остановился.
Резко развернулся лицом к Андрею, еще в движении вытаскивая из-за пазухи что-то, чего Шпола, стреляя вверх, толком так и не успел рассмотреть.
Беглец, в свою очередь, тоже плюнул огнем. Грохнуло раз, другой, третий, четвертый…
Шполе почудилось, что между ним и Бородулей мгновенно выросла какая-то непроницаемая стена, на которую он со всего маху налетел. А затем он судорожно взмахнул руками и рухнул лицом вниз прямо в лужу. Мелькнула совсем уж неуместная ввиду таких обстоятельств мысль: «Мне же в аптеку надо, как же теперь?..»
Когда в следующее мгновение из-за угла вылетела машина с бойцами, кто-то при виде человека с оружием в руках, особо не разбираясь, еще на ходу открыл прицельный огонь. Коротко тявкнул автомат, очередь скосила Дениса Бородулю.
Умер он практически мгновенно.
Андрея Шполу успели довезти до больницы, но не донесли до операционного стола. Все действовали четко и слаженно, но пуля прошла через жизненно важные органы, не оставив оперу ни единого шанса.
Часть 5
Встречи в ночи
В день его похорон впервые за эту вялую и дождливую весну выглянуло солнце. Удивительно щедрое, оно вовсю хозяйничало в на редкость чистом, без единого облачка небе.
Горелый не стоял вместе со всеми у могилы – пристроился неподалеку, за гранитным прямоугольным памятником, надпись на котором гласила, что там покоится неизвестная бывшему сыщику Самойленко Полина Афанасьевна. Женщина эта, родившаяся в тысяча девятьсот двадцать седьмом и умершая не так давно – в две тысячи седьмом, прожила на белом свете почти восемьдесят лет, пережив голод, войну, послевоенное восстановление страны, перестройку и советскую власть, прихватив солидный кусок независимости и получив после смерти ухоженную благодарными детьми и внуками могилу. Ну а Шполе Андрею Петровичу было отмерено всего тридцать два года – до тридцати трех, возраста Христа, он так и не дожил и мало, ох как мало, успел за свой короткий век, земля ему пухом…
У могилы Андрея произносили речи. Говорили звучно, с пафосом, но Сергей не вникал в смысл сказанного. Не хотел вникать, не желал всего этого слышать. Потому что все, что хотелось ему сказать погибшему другу, он проговорил в эти дни про себя, не раз и не два. Как только узнал, бросился к Лиде, чтобы попытаться успокоить, хотя и сознавал: никакие слова здесь не помогут. Но в квартире было полно людей, преимущественно женщин, должно быть родственниц. Завидев на пороге пьяного Горелого, ему и полслова сказать не дали – вытолкали за дверь. Слава богу, хватило ума не ломиться в квартиру, не поднимать шум, никого не звать, не ссориться. Вернулся к брату, закрылся в отведенной ему комнате, прихватив бутылку водки и несколько литров пива, и на этом запасе продержался до дня похорон, стараясь не замечать косых взглядов братца Юрия, которые становились все более красноречивыми.
На кладбище Горелый не прятался, но нутром чувствовал многозначительное молчание знакомых и бывших коллег. Кто-то пожал ему руку, кто-то, встретившись взглядом, только кивнул, но большинство старались не замечать бывшего опера, будто его тело покрывали отвратительные язвы или он внезапно превратился в беспомощного калеку, нищего, при виде которого невольно хочется отвести глаза. Однако запретить Горелому прийти сюда, чтобы проститься с другом, никто не мог и даже не пытался. Он просто не существовал для них. Во всяком случае, здесь и сейчас.