Гинтар подавался к ней навстречу или толкал рукой, подсказывая темп. Все быстрее и быстрее, она постепенно вбирала его все глубже, пока не стала проглатывать целиком. Не каждый раз, но она старалась обхватывать большую длину. Руками она помогала себе довести его и не собиралась останавливаться, пока он не кончит, пока она не попробует его семя на вкус.
С каким трудом туманный сдерживал свой порыв взять её за волосы и просто начать вбиваться в её глотку. Нет, эта женщина была любимой, а то был бы слишком грубый жест, но так хотелось… Туманный лишь гладил её голову, игрался с локонами и стонал. Стонал не сдерживаясь. Так его не ублажали ещё ни разу. Только Валанди… Только красавица умела так быстро заставить его кончить, изливаясь в её ротик. Не только движением, но и взглядом, с каким она смотрела на него, на его член, на его тело. Пожирала, что не могло не доставить ещё большей радости эльфу.
И пока волна блаженства обхватывала его, руки туманного не грубо просили солнечную не останавливаться, продливая момент, продливая каждую судорогу, которая проходила через его тело. Маленькая рабыня заслужила прощение.
И когда дыхание туманного немного нормализовалось, он опустился перед красавицей на колени, протер большим пальцем её губы, смотря на них с не меньшей жадностью, с благодарностью за наслаждение, что даровали ему эти красивые, покрасневшие, припухлые и разогретые его кожей губы. Гинтар хотел доставить ей тоже удовольствие, но не мог позволить её лечь на землю. Да, она была разогрета, но она так же быстро и остывала, и даже стоя на коленях через сброшенные шкуры туманный чувствовал холод. Но то было ногам, а всё, что было выше колен — горело. Разгоряченая кровь мчалась по венам, била по ушам и ослепляла взор, заставляя видеть лишь свою невесту.
Смотря на неё, Гинтар заскользил рукой по телу, спустился вниз и незамедлительно вошел в Валанди двумя пальцами. Он ненадолго остановился, будто греясь в её горячих соках, но улыбнувшись Валанди и впиваясь в её губы, он задвигал пальцами внутри неё, потирая мышечные стенки, растягивая их и ища точку, где ей бы было особенно хорошо. Попутно терзая её губы, кусая в наказание за молчание, а свободной рукой обхватил талию и прижал к себе, не позволяя двигать телом, не мешая ему исследователь её внутри.
Его стоны так ее возбудили, что она готова была его принять в себя, желала этого, но достались только пальцы. Валанди разочарованно промычала ему в губы, однако даже так он делал ей очень приятно. Все движения приносили ей удовольствие, но иногда он задевал особенно чувствительные места, и тогда уже она не могла сдержать стона.
И все равно было все не то, не так, как когда он в ней, заполняет ее, достает до таких мест, каких пальцы не смогут прикоснуться. Но Гинтар не давал ей двигаться, она даже не могла достать руками его член, чтобы подразнить и толкнуть на другие действия. Поэтому солнечная вцепилась в серебряные волосы и впилась в его губы, углубляя поцелуй, своей страстью желала вынудить его взять ее. Языком она бегала по каждому уголочку его рта, не давая поймать себя, но пальцы туманного то и дело заставляли ее отрываться, чтобы запрокинуть голову и простонать.
Гинтар почувствовал, что ей не нравятся такие ласки, и ему пришлось сдаться. Он сам лег на меха спиной и, не отпуская красавицу, придвинул к себе, а потом и вовсе посадил на себя, помогая члену войти в нетерпеливую эльфийку. Сначала он позволял двигаться ей, как она хочет, как глубоко, награждая тем самым за терпение, но сам Гинтар терпением был ограничен, и довольно-таки быстро стал вбиваться к Валанди сам.
Холод от земли снизу и горячее тело сверху так сильно контрастировали, что ему казалось, что она сейчас воспламенится — настолько она была горяча на нём.
Гин смотрел на неё снизу вверх и любовался. Его руки медленно блуждали по её телу, изучая заново, будто… это был последний раз. А это и мог быть последний раз. У Гина не было уверенности в завтрашнем дне, как у Валанди. Он не уповал на удачу и свой инстинкт самосохранения, как Кая. Он знал и понимал, куда они идут. И думая об этом, резко сбавил темп, наслаждаясь самим процессом, самой Валанди, её видом и красотой. Если выживут — как обещал, увезёт её в одинокий домик в лесу и будет любить её днями и ночами. Но сейчас это мог быть последний раз, и он отдавал Валанди столько нежности, столько ласки, смотря в её глаза, сколько мог.
— Я так люблю тебя, — томно, через стон прошептал он и, приподнявшись, поцеловал Валанди по-новому, будто прощаясь. Не позволял ей говорить. Знал, что она скажет, понимал, что она увидела в нём изменения и захочет успокоить. «Не стоит, красавица. Всё хорошо. Дай насладиться моментом».