Однако, вынужден был признать Меррик, не на Алану он сердился! А на самого себя. Невозможно было забыть выражение боли на ее лице… широко открытые глаза, залитые слезами… Его собственные слова молотом стучали в ушах: «Может быть, ты и сумасшедшая…»
Горькое самоуничижение камнем лежало на сердце, и мучили угрызения совести. Он обидел жену — страшно обидел! Кровь Христова, он сам не знал, что на него нашло! Настроение было мрачное, как смертный грех: какой-то дьявол прицепился и не хотел отпускать.
Ему не следовало приводить саксонку в свой дом. В свою постель. Не следовало прикасаться к ней. Любить ее… Однако Меррик не мог представить свою жизнь без нее или другую женщину на месте Аланы.
Грызущая боль терзала душу. У них сын… и ребенок связал его с саксонкою навеки. Он не сомневался, что Алана любит Джеффри… но не мечтает ли она втайне о ребенке от… какого-нибудь саксонского красавца? Меррик нахмурился, радуясь, что Симон отъехал, чтобы подобрать убитого кролика.
Он отмел сомнения, таившиеся в его сердце, потому что невыносима была мысль о близости Аланы с Радберном. Горечь разъедала душу. Не жалела ли саксонка, что оказалась в его объятиях? Лорд вспоминал, как нежно отвечали ее губы на его поцелуи, как горела она в огне страсти… О, нет, не могла женщина так пылко откликаться, любя другого человека! Конечно, нет!
Беспокойно пошевелившись в седле, Меррик задумчиво посмотрел вдаль — туда, где скалы обрывались в море. Ветер доносил запах водорослей. Предсказание Аланы раздражало его. О вторжении даннов ничего не было слышно на северном побережье Англии. Да и кто осмелится пуститься в плавание накануне зимы!
Симон, подъезжая, торжествующе показывал добычу. И вдруг странное чувство овладело Мерриком. Что-то не так, мелькнула смутная мысль. Происходило что-то… очень, очень скверное… Сердце у него остановилось.
— В Бринвальд, — быстро проговорил он, хватая под уздцы лошадь Симона. — Мы возвращаемся в Бринвальд!
Симон глянул на свирепое лицо лорда и кивнул. Облако пыли заклубилось позади них.
Глаза Меррика обшаривали горизонт. На землю опускались сумерки. Самым горячим его желанием было застать в Бринвальде все без изменений. Они стремительно приближались к замку, и Меррик рисовал себе самую трогательную картинку, какая только могла его порадовать: служанки готовятся подавать в зале ужин, Алана в своей комнате. Джеффри жадно сосет ее грудь…
Но все было иначе. В замке царили несусветный хаос и паника. Толпы народа беспорядочно носились по двору. Меррик спрыгнул с коня.
Староста деревни бросился перед ним на колени.
— Милорд, — завопил он, — мой сын заметил челны данное, причалившие к берегу немного севернее Бринвальда. Нам нужно готовиться к защите!
— О! — закричал другой крестьянин. — Нам надо было слушать Алану! Она была права, спаси Господи ее душу!
— Если бы она была ведьмой, то желала бы нам зла. Но Алана хотела, предупредив, спасти нас! — пропищала молоденькая служанка.
— В самом деле, — вскричала прачка. ~ Я много думала о том, что сказал милорд однажды. Алана не причинила мне зла, и никому не причинила, насколько мне известно. Мы все ошибались!
Меррик слушал, но его мысли были заняты другим. На мгновение его взгляд метнулся к Радберну, стоявшему у пекарни. Не было ли вторжение даннов чьей-то хитростью? Заговором саксов с целью свергнуть норманнских завоевателей?
Нет, подумал он, чутье не обманывает. Люди не лгут. И они правы. Данны не придут в Бринвальд с миром. Они всегда приходят для грабежа и разбоя.
Он поднял руку и дал знак одному из своих воинов.
— Эй, вы там, готовьте лошадей! — Меррик продолжал выкрикивать приказы, мысли лихорадочно метались, глаза разыскивали в толпе Алану. «Где она? Кровь Христова, где же она?»
Чья-то рука ухватилась за его локоть. То была Женевьева.
— Сестра! Где Алана? Ты ее видела? Глаза женщины потемнели от испуга.
— Нет! Я искала ее повсюду! Она оставила Джеффри с горничной, чтобы погулять по берегу моря. Но я посылала за ней слугу. Он ее не нашел! — она всхлипнула. — О, Меррик! Алана по своей воле не оставила бы Джеффри так надолго! Малыш плачет. Что-то случилось, я чувствую.
Меррик не стал высказывать глубоко затаившееся опасение, что Алана попала в руки даннов. Он сжал пальцы Женевьевы.
— Я найду ее, обещаю! Теперь же иди в замок! Там ты будешь в безопасности.
Женевьева круто повернулась, взмахнув юбками. Меррик не видел долгого, о многом сказавшего взгляда, которым она обменялась с Радберном. Когда он обернулся, то обнаружил перед собой смелого и высокого богатыря-сакса. Радберн посмотрел ему прямо в глаза.
— Дай мне меч, Меррик! Я буду биться за Бринвальд. За Англию. За всех нас. И они тоже желают биться, — он показал на угрюмых саксов, собравшихся за его спиной. — Все мы достойные воины, не хуже твоих людей. И если мы соединим наши силы, то сможем побить даннов.
Меррик принял решение моментально. Он дал приказание Симону:
— Проследи, чтобы этому человеку дали оружие, — сказал он, — и всем остальным саксам тоже.
Люди подняли крик:
— Они идут! Язычники идут! Данны!