Пророчество не лжёт (СИ)

— Коллеги — вмешался в их спор спокойный голос Шаак Ти — Быть может, мы не должны быть столь категоричными относительно Асоки, не следует ставить на ней крест из-за одного случая, не знаю, как вы, а я уверена, что мы должны не корить её при любом случае, а попробовать дать ей шанс.

Но этого Тано уже не слышала, хватило и первых двух реплик, чтобы остатки всего доброго и светлого, относительно своих вышестоящих товарищей с треском распались в душе на сотни осколков, устремив остатки в сторону здания сената, в котором сейчас приветливо светилось, словно ожидая её, одно единственное окно.

====== Глава 104. Вот значит кто ты такой ======

Асока увидела светившееся окно кабинета канцлера, как путеводную звезду и направилась на его свет, где, как она знала, её ждёт то, чего сейчас так жаждало измученное сердце — тепло и внимание. Такой одинокой и такой потерянной тогрута не ощущала себя уже давно, даже мысли о ребенке не приносили ей успокоение, так хотелось прижаться к кому-то душой, как в детстве, когда её несправедливо обижал Уотто или Себульба в очередной раз жульничал и отбирал у неё победу в гонках. Тогда она неизменно находила покой в объятиях отца. Его больше не было и никто был не в силах заменить его, только сейчас это стало окончательно понятно. Только в этот момент, который Асока потом надолго запомнит, она поняла, что на самом деле все те годы, что жила вдали от родины, жила тяжело и плохо. Ей было одиноко и пусто в душе, недоставало там чего-то родного и тёплого, что наполняло её светом и давало уверенность в жизни, без этого не было ничего подобного. Всё было не то и не так. Никто не заменит родного человека, каким бы он не был хорошим. Огромной ошибкой было оторваться от него, не настоять когда была такая возможность на том, чтобы на Корусант взяли их обоих. И теперь её постигает за это расплата, ввиде тяжёлых снов и непроходящего чувства ненужности и отверженности у тех, во имя служения которым она оставила самое дорогое. Предательство не заканчивается хорошо, каким бы необходимым оно не казалось, а это было именно оно, ведь разве она, Асока, не предала своего отца во имя своей мечты? И раз уж так вышло, не смогла устроить всего так, чтобы ситуация разрешилась благоприятно для обоих. Да, тогда она была всего лишь маленьким ребёнком, не способным ничего решать, но потом-то... Отчего она ждала так долго и ничего не предпринял до того, как начались эти сны? Этого уже не оправдать возрастом, это самое настоящее малодушие. Верно, оно и потому Асока никогда себя не простит. От этих мыслей стало ещё хуже и девушка, не дойдя до кабинета, сползла по стене и замерла в углу, обхватив колени руками. Слезы полились из глаз и остановить их было невозможно, они только усиливались при каждом воспоминании, которых накопилось много за все пятнадцать лет, проведённых в Ордене. Но совсем неукротимой эта душевная боль стала при осознании того, что теперь эта месть Великой Силы обрушилась на самое дорогое, что теперь было у Асоки — на её новорождённого сына. И она снова будет не в силах отнять его у этой неукротимой смерти, как не смогла отнять отца. Неизвестно, сколько времени она вот так просидела бы, уткнувшись лицом в ладони на глазах у всего сената, к счастью, бывшего сейчас не в полном составе, если бы не ощутила вдруг на своём плече прикосновение тёплой ладони и не услышала над головой такое знакомое и полное участия:

— Асока, в чем дело, что у тебя опять произошло?

Тогрута подняла голову и сквозь слезы увидела своего старого друга, явившегося как всегда вовремя, решив именно сейчас сходить в столовую. И тут же изменил своим планам, увидев возле стены жалкую фигурку. Палпатин помог девушке встать и обняв за плечи, провел к себе в кабинет, где усадил на мягкую банкетку возле стены и накрыв сверху мягким уютным покрывало, опустился на край и снова обняв свою невольную подопечную, трогательно устроил её головой у себя на плече. В точности так же, как когда-то это делал её отец. Вскоре, согревшись его теплом, Асока понемногу расслабилась и почувствовала себя почти как дома, когда рядом близкий человек, которому не наплевать на твои беды, который всегда выслушает и не оттолкнет, которому неважно каков ты по жизни, достаточно просто того, что ты есть, чтобы уже любить тебя. Стало так спокойно и так хорошо от этой душевной близости, которой было так много и раздавалась она столь щедро, что казалось таким естественным рассказать обо всем, что было на душе, просто поведать свои мысли, как бывало прежде. И прижавшись головой к плечу канцлера, Асока доверительно поведала обо всем, начиная с той злополучной миссии, продолжив тревогами за жизнь ребёнка и закончив тем, что послушала в Зале Совета.