Когти ледяного сомкнулись на спине Глина, непривычно жёсткие серебристые крылья больно били по бокам, отбивая дыхание. Передними лапами Глин продолжал удерживать голову ледяного и не мог помешать его когтям рвать себе спину. Дракончик взвыл от острой режущей боли.
– Пора тебе умирать! – прорычал Фьорд.
Его длинный гибкий хвост подсёк задние лапы Глина, и противники повалились на песок. Тяжёлая туша навалилась на дракончика сверху, мощные лапы сжали горло.
Опять не везёт, подумал он, теряя последние силы. Вот-вот придётся отпустить страшную пасть, и смертельное ледяное дыхание поставит точку.
Всё кончено.
Глава 19
Глин зажмурился. Смотреть в небо на верхушки скал, откуда друзья наблюдали его поражение, не было сил.
Внезапно издалека донеслись дикие вопли, голова Фьорда дёрнулась кверху. Глин открыл глаза и проследил за его взглядом. К небу задрались и все головы на трибунах. В переплетении проволок высоко над ареной барахтался синий дракон. Остальные пленники с криками цеплялись за свои скалы, чтобы не упасть следом.
Цунами!
Должно быть, кинулась вниз, чтобы помочь, но путы оказались слишком крепкими, и теперь она билась в них, как муха в паутине.
– Взять её! – взревела Пурпур, и все стражники вокруг арены поднялись в воздух.
Сердце у Глина подпрыгнуло. Неужели шанс? Убить Фьорда, пока тот отвлёкся. Надо, очень надо, другого выхода нет! Почему это должно быть труднее, чем наброситься на беззащитные яйца соседей по гнезду?
Он не мог! Всё равно не мог. Ледяной дракон был таким же пленником, как он сам. За что лишать его жизни?
«Пророчество никогда не исполнится, – подумал Глин, – и всё из-за меня!»
Все вокруг по-прежнему смотрели только в небо. Вот почему один только Глин увидел, как на морде и шее Фьорда вдруг появилась россыпь крошечных чёрных капелек.
Ледяной дракон вздрогнул и отпустил лапу, чтобы смахнуть брызги, но не успел он коснуться своей морды, как послышалось слабое шипение. Капли пузырились и дымились, а чешуя под ними плавилась как воск.
Фьорд отчаянно завыл. Страшнее земляной дракончик в жизни ничего не слышал. Судя по всему, боль была невероятная. Тот дракон, которого убила Беда, тоже так завывал перед смертью, но не прямо в ухо Глину.
Одна капля попала в глаз, и на его месте уже дымилась чёрная дыра с обугленными краями. Морда ледяного дракона сползала набок, словно подтаявшая ледяная шапка. Он отпустил Глина совсем и повалился на песок, судорожно сжимая лапами теперь уже своё горло.
Глин снова зажмурился, его тошнило. Почему смерть не бывает чистой, безболезненной и быстрой? Почему она бывает вообще?
Он вдруг обернулся. Кто? Откуда? Чьи это брызги? Они могли прилететь только со стороны королевского балкона. Все зрители по-прежнему не отрывали глаз от Цунами, вниз смотрели только трое:
Королева Пурпур улыбалась.
Ореола, казалось, дремала.
Беда… в её глазах был ужас.
Смерть Фьорда публика встретила бурными аплодисментами и довольным рёвом. Глина отправили назад на скалу и привязали. Цунами тоже вернули на прежнее место, добавив к проволоке ещё и цепи. Соседи, едва не поплатившиеся жизнью за её буйство, гневно шумели, не в силах успокоиться, но она довольно помахала Глину хвостом, что, впрочем, едва ли отвлекло дракончика от невесёлых мыслей.
В конечном счёте, он победил – но разве честно? Сил у него не оставалось, и воли к убийству так и не нашлось. Кто-то другой всё сделал за него. Тем не менее, душу терзало чувство вины – за Фьорда, за Бархана, за жалкую участь Ореолы, за Солнышко, где бы та ни была, за Звездокрыла, который наверняка не переживёт своего боя, да и за Цунами – может, она и победит, если не убьют раньше за строптивость, но… На свинью, которую притащил стражник, Глин даже смотреть не мог. В панике она с визгом носилась по площадке, пока не сковырнулась в пропасть. Тогда он стал чувствовать себя виноватым и перед ней. Хорош убийца, нечего сказать!
Второй бой в тот день он смотреть не стал, лёг и повернулся спиной. Морской дракон дрался с воришкой, пойманным в лесу. Когда-то Глин полагал, зная о судьбе королевы Оазис, что воришки всё же бывают опасны, но с тех пор успел повидать их сам. Этому даже разрешили использовать своё жалкое оружие, но бой закончился почти сразу. Глин зажал уши, чтобы не слышать смачного хруста драконьих челюстей и злорадного рёва толпы.
Вечером он слегка вздремнул, но сон был наполнен кошмарами и смертью, и проснуться было облегчением. Беда уже сидела на краю площадки, там же, где вчера. С горных вершин задувал ледяной ветер, так что даже жар от медной чешуи казался приятным.