Над капищем стоял тихий гул голосов, витязи негромко переговаривались, разводили костры, начинали готовить нехитрый походный ужин. Дым от костров разносил вкусные запахи разогреваемого мяса, звенели чешуйчатые кольчуги.
Неподалеку, сидели Яросвет и Светолика, не решаясь подойти поближе, но и не находя сил уйти. Сквозь застилающий глаза туман, Сергей видел слезы на лице Яросвета, видел грусть Светолики, и был благодарен им за эту немую поддержку.
— А куда… — Сергей поискал подходящее слово, — уходят те, кого не забирают боги?
— Это знает только Создатель. Род.
— А я думал, что боги всемогущи, — криво усмехнулся Сергей.
— Увы, — Сварог развел руками. — Мы совсем не всемогущи. Даже Создатель не всемогущ. Тот, кто умирает, не может вернуться обратно в этот мир. А мы вынуждены жить, осознавая свое бессилие.
— А я ваш меч потерял, — некстати, произнес Сергей, скользя безжизненным взглядом по бездушным деревянным истуканам, торчащим над алтарем.
— Новый скую, — улыбнулся Перун, крупные желтоватые зубы могли сойти за конские, если бы не острые, почти волчьи клыки. — Ты держись, паря. В жизни еще не раз будут потери. Поверь, если бы мы только могли… Она была славным воином, отчаянная. Я бы сам взял ее в свой отряд. Она заняла бы достойное место.
— Отряд? — Сергей был готов говорить о чем угодно, лишь бы хоть немного отвлечься, от боли.
Перун кивнул в сторону витязей, рассевшихся у небольших костров. Не дожидаясь командиров, они уже вовсю жевали мясо, сочно хрустели головками лука, нарезали толстыми ломтями хлеб. Переговариваясь в полголоса, они старались не шуметь, выказывая уважение к пожертвовашей своей жизню ради товарища воительнице.
— Мои орлы! — с плохо скрытой городостью произнес он. — Только самые лучшие. Лика была бы тридцать четвертой.
— Тридцать три богатыря. Все красавцы удалые, великаны молодые, все равны как на подбор, с ними дядька Черномор.
— Эк, как завернул! — восхитился Перун. — Лучше и не скажешь! Только почему Черномор?
— Не знаю… — Сергей впервые за все это время улыбнулся, хотя сердце так и сжималось от тоски. — Наверное для рифмы.
— Ну, если для рифмы… — Перун задумался. — Если для рифмы, то пущай. Хотя лучше бы было: все равны, готовы в бой, с ними дядька Громобой!
— Может быть к костру пойдем? — предложил Сварог.
Сергей покачал головой.
— Нет… я хочу… хочу попрощаться с ней…
— Понимаю, — вздохнул Сварог, тяжело поднялся, колени негромко хрустнули, доспех звякнул, когда стальная наручь коснулась выпуклого нагрудного панциря. — Как будешь готов, скажи. Погребальный костер готов. Она заслужила уйти в последний путь как настоящий воин.
Долго еще просидел Сергей рядом с телом девушки. Тщательно вытер испачканное кровью лицо, плакал, то тихонько подвывая как раненный зверь, то беззвучно, только плечи вздрагивали от рыданий.
Яросвет, тоже глотая слезы, сидел вместе со Светоликой невдалеке от него, готовый подскочить, если Сергею захочется поговорить, ощутить поддержку, но но разу не поднял склоненную голову. Только губы шевелились на застывшем словно маска лице, что-то рассказывая той, кто уже никогда не услышит его слов.
Лишь когда совсем стемнело, и разбежавшиеся тучи открыли прятавшуюся за ними луну, Сергей встал, поднял на руки легкое тело Лики, и отрывисто кивнул Яросвету.
Он сам отнес ее тело к сложенным для большого костра бревнам, долго укладывал, с трудом сложив закоченевшие руки на груди, словно стараясь прикрыть ими жуткую рану оставленную молнией Черного. Сам поднес поданный Яросветом факел, и не двигаясь простоял почти до утра, пока прогоревший костер не превратился в золу.
Яросвет подозревал, что тут не обошлось без помощи Сварога или Перуна. Не могло так жарко вспыхнуть сырое дерево само по себе. Не могло тело сгореть до тла, всегда оставалось что-то хоронить… Но видно сжалился бог над Сергеем, подпитал пламя волшбой. И то верно, не гоже смотреть человеку на обугленные останки любимой.
Налетевший порыв ветра взметнул серую золу, и понес над полевыми цветами.
— Прах к праху, пепел к пеплу… — негромко сказал Сергей. Глаза его были сухи, но Яросвет видел затаившуюся в их глубине боль. — Жизнь продлолжается, а нам остается только жалеть о несделанном.
На рассвете справили тризну. Пустили по кругу братину с медом, каждый говорил о Лике какие-то слова. Сергей попытался сказать, но горло перехватило, снова не удержал слез, и, махнув рукой, ушел снова в одиночестве переживать свое горе.
Солнце уже высоко стояло в зените, когда Яросвета разбудила Светолика. От вчерашних туч не осталось и следа, небо чистое, пронзительно яркое, только черными точками носятся высоко-высоко юркие стрижи.
— Как Сергей? — едва открыв глаза, первое что спросил Яросвет.
— Спит, решили его не будить, пусть выспится, во сне горе переживается легче.
Она обернулась на спящего Сергея.
— Я у папки рубаху взяла, — сказала Светолика. — Ему великовата будет, но все лучше, чем эта. И рукава нет, и в крови вся, только людей пугать. Ты ему отдай, как проснется.