— А как же ее еще звать? — удивился тот. — Берегиня, ить, и есть.
— Так она ж в воде живет, утопленница… Я думал она ундина, русалка…
— Ну ты даешь! — хихикнул Яросвет. — что такое ундина мне не ведомо, а русалка… Так, ить, русалки в лесах живут, что им в воде делать? Они ж не утки какие.
— В смысле? — не понял Сергей. — При чем здесь утки?
— Как при чем? — в свою очередь удивился Яросвет. — Русалка, ить, птица. Ну, почти птица. Разве что голова человеческая, но и то, заместо носа птичий клюв. А так — птица, только большая. Вроде Алконоста, или Гамаюна. Пугливые очень, мне один раз удалось увидеть, когда Велимудр показал. Сидели на деревьях, напевали что-то. Потому и русалии, их праздники, в дубравах справляют.
Сергей заржал, и объяснил причину своего веселья:
— А я-то, дурак, все понять не мог, почему такой великий человек сказал в стихах: русалка на ветвях сидит. С детства все сообразить не мог, что рыбе на дереве делать? А если птица, тогда понятно все!
— Это какой-такой человек?
— Да, долго объяснять, — отмахнулся Сергей.
Надо же, подумал он, еще при Пушкине такие вещи знали, а прошло всего-то сто пятьдесят — двести лет, и на дуб зеленый посадили девку с рыбьим хвостом. Есть о чем подумать. Двести лет не такой уж и большой срок, что б народные предания начисто уничтожить. Может быть, не так уж и неправы те, кто утверждает, что из русских все русское изжить пытаются? Но зачем, и кто? Понятно, если христианство старые верования выжимало. Так оно бы это за восемьсот лет до Пушкина сделало. А тут выходит, что не так уж и давно такие тенденции появились. И почему именно русалки и берегини? Домовые-то, до сих пор известны… Может дело в том, что люди в города перебрались, вот и забыли мифы о живущих в лесах? А домовые остались в памяти уже потому, что до сих пор люди ассоциируют свои квартиры с домами, вот и помнят хранителей этих самых домов? Да, есть о чему тут подумать!
— Вот так вот оно, — продолжил Яросвет, перебивая мысли Сергея. — А берегини — живут у берега, потому и прозываются так. Они, ить, только в большой воде жить могут. Река, озеро, в которых и утопнут. А вот в болотах кто утопнет, те упырями становятся.
— А это еще что за звери?
— Не, упыри не звери. У зверей тоже душа есть, — покачал головой Яросвет. — А у упыря души нет. Только жажда горячей человеческой крови. Болота, они, ить, Чернобогом сотворены, супротив озер Белобога. Потому и живущая в болотах нечисть людей смертно ненавидит. Водяники еще как-то равнодушны к людям, а вот упыри, ежели приметят, то порвут в клочья. Даже водяник им не может помешать, хотя в остальном им приказывать может.
— Да… — протянул Сергей. — Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…
— Какой Горацио? — навострил уши Яросвет. Ему страсть как хотелось услышать рассказы о другом мире. Интересно же, как там люди живут. По Сергею видно — совсем не так как здесь.
Но Сергей отмахнулся, и ничего не ответил.
— Слушай, а что, берегиня чего-нибудь интересное рассказывала? — как то уж слишком безразлично, так и не дождавшись пояснений, спросил Яросвет.
Сергей усмехнулся.
— Так вот, что тебя интересует. Так прямо бы и спросил.
Яросвет покраснел.
— Да не было ничего. Просто разговаривали. Потом она попросила рассказать о моем мире, я начал рассказывать, потом заснул. Проснулся, когда некто нехороший пытался вытряхнуть мои мозги…
— И все?
— Все… А что?
— Да не, просто о берегинях такое рассказывают…
— Какое?
— Ну, — снова покраснел Ярко, — что они как мужчину увидят, так сразу на дно тянут, а там с ним…
— Что там? — притворился, что не понял, Сергей.
— Непотребство творят… — даже уже не красный, а бордовый, пробормотал Яросвет.
Сергей весело рассмеялся над его смущением.
— Да нет, надо мной непотребства не творила. А жаль…
— Так она же нежить!
— Нежить… Знаю… Но… Жалко мне ее стало… Да и потом, такая красивая…
Яросвет покрутил пальцем у виска.
— А ты случаем не влюбился, а?
— Нет… Но хотел бы…
Яросвет опять покрутил пальцем у виска, потом подумал и изрек:
— Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда! Может сделаем привал, перекусим?
Сергей согласился, тем более что натруженные ноги начинали гудеть.
Наскоро перекусив остатками холодного мяса, друзья блаженно развалились на придорожной траве.
— Мясо кончилось, — вздохнул Яросвет. — Теперь придется охотиться. Пойду, вырежу что ль палку подходящую, лук сделаю?
Сергей хмыкнул. В его сознании лук ассоциировался с сопливыми пацанами, а никак не с охотой. Яросвет тем временем покрутил головой и просветлел:
— Вона, и орешник растет. Далеко ходить не придется.
Сергей, не изъявляя желания помогать, сунул в зубы травинку, мимолетно отметив, что курить хочется уже не так, как в первые дни. Но все равно, зажатая на манер сигареты во рту травинка, заставила с тоской вспомнить о табаке. Глядя как ловко Яросвет орудует ножом, Сергея посетила идея.
— Слушай, Яросвет, а ты можешь мне трубку сделать?
Яросвет на минуту отвлекся от своего занятия, подумал.
— Не знаю. Может быть, и смогу. Ты объяснить сможешь, как она выглядеть должна?