Пророчица

Второй важный момент, установленный во время обыска, касался входов и выходов жигуновского жилья. По свидетельству Виктора, дверь в коридор была не заперта, и следователь заинтересовался этим, по его мнению, нетривиальным фактом. Логику майора вполне можно понять: покидая комнату, преступник почему-то не замкнул дверь, хотя такая простая предосторожность могла бы оттянуть время обнаружения преступления, по крайней мере, на несколько часов. Почему же он этим не воспользовался? Но эта маленькая загадка разрешилась очень быстро и просто: преступник, по всей вероятности, не смог найти ключа к жигуновской двери. На ночь старожилы запирались изнутри на засов, а замком пользовались только уходя из дому. И оба их ключа были найдены при обыске: один — в нагрудном кармане спецовки Афанасия Ивановича в связке с ключом от наружной квартирной двери (его покойный, видимо, всегда носил с собой), а другая связка ключей — Веры Игнатьевны — обычно лежала, как засвидетельствовала Калерия, на полочке дивана недалеко от двери, но в этот раз ее обнаружили на трельяже под платяной щеткой. Все три окна были заперты изнутри на шпингалеты, и было ясно, что убийца (или все-таки он был не один?) не воспользовался ими для исчезновения с места преступления — он вышел через дверь.

Следующее обстоятельство было связано с орудием (или точнее, с орудиями) преступления. Делавшие обыск внимательно осмотрели и изъяли в качестве вещественных доказательств футляр, который был обнаружен на буфете и в котором хранились две жигуновские опасные бритвы, а также массивную мраморную пепельницу — хотя хозяин сам и не курил, эта пепельница, по словам Калерии, всегда стояла на столе — очевидно, «для гостей». Особый интерес милиции к этим предметам был связан с тем, что на них не было найдено никаких — даже хозяйских — отпечатков пальцев (на это было специально обращено внимание понятых перед тем, как они подписали протокол обыска). Факт этот мог объясняться только тем, что преступник тщательно протер и бритвы, и пепельницу, вероятно, смыв предварительно следы крови. Такое вполне обоснованное предположение объясняло заодно и то, каким образом убийца смог зарезать Жигунова, не оказавшего ему, по всей видимости, никакого сопротивления — об этом говорило отсутствие в комнате каких бы то ни было следов драки и борьбы. Судя по всему, ничего не подозревавший Жигунов сидел за столом, когда его гость, замысливший свое кровавое дело, внезапно хватил хозяина пепельницей по голове и, взяв из коробки бритву, завершил исполнение своего замысла, предварительно прикрыв тело оглушенной и свалившейся на пол жертвы скатертью, которую он стянул со стола. И только после этого преступник занялся мирно спавшей Верой Игнатьевной. Обнаруженные улики хорошо укладывались в такую — пусть гипотетическую, но очень логичную и непротиворечивую — картину совершенного преступления. Кроме того, мне, когда я узнал об этом, сразу же пришло в голову, что такой механизм преступления очень расширяет круг возможных подозреваемых: ошарашить Жигунова тяжелой пепельницей мог не только какой-то здоровый мужик, способный справиться с крепким и жилистым хозяином в схватке один на один, но и любая — даже самая хрупкая — женщина или даже подросток, решившийся на такое жуткое дело.