Пророк

— Да, конечно, мы уже заканчиваем, — с охотой кивнул тот.

Мы прошли в смотровую. Жерард усадил меня на кушетку и велел раздеться. Я медлила, обнимая себя руками, и не смела поднять взгляд. Как же защититься, закрыться от всего этого? Почему мне нельзя спрятать от него ни одного своего секрета? Да, он хороший, друг, но всё же… Он не поймёт.

— Что с твоей спиной? — спросил Жерард, потеряв терпение.

— Так, царапина. Пустяки, — я отвернулась, болтая ногами.

— Думаешь, я не могу отличить царапину от удара демона?

— По ауре что ли?.. — я непроизвольно глянула на него.

Он кивнул и прикрыл глаза.

— Дай посмотрю. Чай, лучше целителей для бедных лечить умею.

Я нехотя стянула с себя платье и повернулась спиной. Жерард размотал бинты, осмотрел рану, поставил рядом зажжённую свечу и принялся выплетать из её пламени целительскую сеть. Долгая и кропотливая работа, которую он исполнял виртуозно. Зудящая боль унялась мгновенно, слабость отступила, тело сделалось невесомым, как пушинка. От тревожности не осталось и следа, такая приятная безмятежность, что улыбка сама просилась на уста.

— Где, скажи на милость, ты отыскала демона сточных вод в чистом Верхнем городе? — Жерард замотал рану свежими бинтами и отошёл к столу.

Я молча натягивала платье.

— Я понимаю, когда кто-то из моих балбесов курит там опий или развлекается с продажными девками, но тебе-то там что понадобилось? — не унимался Жерард, барабаня пальцами по столешнице.

— Демон напал на людей. Долг Сумеречников… — полностью одетая, я немного осмелела.

— Ты не Сумеречник, а они не платят десятину. Пускай сами разбираются со своими проблемами. Твоя жизнь гораздо ценнее, чем жизнь любого рыцаря, и за грязную чернь её точно отдавать не стоит. Они не скажут спасибо, наоборот, воткнут нож в спину, как только ты отвернёшься.

— Да мне ничего и не нужно.

Я выдержала его тяжёлый взгляд и спрыгнула с кушетки. Чувства Жерарда понятны. Он рассказывал, что его родители погибли от рук бунтовщиков в Сальвани. Но ненавидеть всех из-за нескольких негодяев? Возможно, это не затронуло меня так близко, поэтому я понимаю умом, а сердцем — нет.

— Они тоже люди, так же испытывают тоску и боль и так же нуждаются в утешении и защите. Я не могу по-другому. Простите.

— Давай так, — Жерард подошёл, приподнял мою голову за подбородок и заставил посмотреть в глаза. — Если мы достигнем нашей цели, если ты достучишься до Безликого, то спасёшь всех. Но если ты погибнешь, вытаскивая нищих друзей из заварухи, то лишишь шанса на спасение всех остальных. Почувствуй ответственность и научись соизмерять жертвы с поставленной целью. Ставки очень высоки.

Я упрямо кусала губу. Как же это сложно — быть всеобщей спасительницей и не мочь помочь близким.

— Я понимаю. Я могу быть свободна?

— Иди, что с тобой сделаешь? — Жерард устало махнул рукой, и я вернулась в гостиную.

Он каждый день осматривал и лечил мою спину, и рана затянулась очень быстро.

Ферранте я больше не донимала, но вот Хлою бросить не смогла. Она ходила за мной по пятам, заглядывала в глаза, как нашкодившая собачонка, даже грозилась пойти во Дворец Судей и признаться во всех своих грешках, чтобы её вздёрнули на виселице. Как всегда чудовищно переигрывала, но я простила её и в этот раз. Мы снова гуляли по Нижнему вместе в мои редкие свободные от учёбы и благотворительности часы.

— Можешь радоваться: к тупому единоверцу больше никто не ходит. Он теперь вещает для каменных стен, — ехидно смеялась Хлоя, выкладывая последние новости.

— Чему тут радоваться? — Жаль, что не удалось ничего выведать о таинственном боге единоверцев. Но наверное, Жерард прав: тяжело доказать человеку, что ты ему не враг, если он предубежден против тебя. — Он хотел сделать вашу жизнь лучше, пускай и избрал для этого не самый удачный способ.

Хлоя фыркнула:

— Ты слишком добрая. Доброта — это глупость. На добрых все ездят. Лучше быть злым. Чуть что, как вдаришь по сусалам, так никаких наездов к тебе строить не будут. Ну же, я видела, ты можешь, как с тем демоном!

— К сожалению, не все проблемы решаются силой.

— Можно ещё схитрить и что-нибудь свиснуть, — она достала из рукава сахарный крендель.

— Ты что своровала его у торговки?! — С кем я вожусь!

— Светлая госпожа! — позвали за нашими спинами. — Погодите!

Зашаркали сбитые сандалии. Мы с Хлоей обернулись и тут же напряглись. К нам спешил Ферранте, помятый, осунувшийся и уже совсем не такой самоуверенный.

— Вы не приходили на проповеди, — начала он, пытаясь отдышаться. Нагрузку-то совсем не держит.

— Вы дали понять, что мне не рады, — я пожала плечами.

— Приходите сегодня. Мне есть, что сказать.

И ушёл. Мы с Хлоей удивлённо переглянулись.

— Ну хоть поржём.

— Ржут только лошади, Хлоя.

Она показала мне язык.

В ясный полдень мы выбрались на площадь с фонтаном. Без толпы здесь воцарилось гнетущее запустение, дома помрачнели, каменная чаша словно мерцала лунным светом. Вырастали из рисунков побеги лозы, оплетая всё вокруг, и пили жизнь или смерть, наши восторженные голоса или наши же глупые страхи. Не скажешь даже, чего здесь было больше.